Неточные совпадения
Я ехал недовольный, измученный, расстроенный. В М***, где были у меня
дела по имению, ничто мне не удалось.
Дела оказались запущенными;
мои требования встречали или прямой отпор, или такую уклончивость, которая не предвещала ничего доброго. Предвиделось судебное разбирательство, разъезды, расходы. Обладание правом представлялось чем-то сомнительным, почти тягостным.
— Очень уж вы, сударь, просты! — утешали меня
мои м — ские приятели. Но и это утешение действовало плохо. В первый раз в жизни мне показалось, что едва ли было бы не лучше, если б про меня говорили: «Вот молодец! налетел, ухватил за горло — и
делу конец!»
Мой визави, чистенький старичок, как после оказалось, старого покроя стряпчий по
делам, переговаривался с сидевшим наискосок от меня мужчиной средних лет в цилиндре и щегольском пальто.
Третьего
дня меня призвал
мой генерал и сказал мне...
— Я пришел к тому убеждению, что недостаточность результатов происходит оттого, что тут употребляются совсем не те приемы. Я не знаю, что именно нужно, но бессилие старых, традиционных уловок для меня очевидно. Они без пользы ожесточают злоумышленников, между тем как нужно, чтобы
дело само собой, так сказать, скользя по своей естественной покатости, пришло к неминуемому концу. Вот
мой взгляд. Вы,
мой друг, человек новый и современный — вы должны понять меня. Поэтому я решился поручить это
дело вам.
Затем он позвонил и приказал передать мне
дело о злоумышленниках, которые отныне, милая маменька, благодаря
моей инициативе, будут уже называться «заблуждающимися». На прощанье генерал опять протянул мне руку.
И за всем тем, благодаря неутомимой деятельности
моих предшественников,
дело уже развилось до четырех томов при пятнадцати обвиняемых.
Когда я докладывал об этом
моему генералу, то даже он не мог воздержаться от благосклонной улыбки."А ведь это похоже на
дело,
мой друг!" — сказал он, обращаясь ко мне. На что я весело ответил:"Всякое заблуждение, ваше превосходительство, имеет крупицу правды, но правды преждевременной, которая по этой причине и именуется заблуждением". Ответ этот так понравился генералу, что он эту же мысль не раз после того в Английском клубе от себя повторял.
Много помог мне и уланский офицер, особливо когда я открыл ему раскаяние Филаретова. Вот истинно добрейший малый, который даже сам едва ли знает, за что под арестом сидит! И сколько у него смешных анекдотов! Многие из них я генералу передал, и так они ему пришли по сердцу, что он всякий
день, как я вхожу с докладом, встречает меня словами:"Ну, что, как наш улан! поберегите его,
мой друг! тем больше, что нам с военным ведомством ссориться не приходится!"
Хорошо по воскресеньям в церкви проповеди на этот счет слушать (да и то не каждое воскресенье,
мой друг!), но ежели каждый
день всячески будут тебя костить, то под конец оно и многонько покажется.
Пишешь ты также, что в
деле твоем много высокопоставленных лиц замешано, то признаюсь, известие это до крайности меня встревожило. Знаю, что ты у меня умница и пустого
дела не затеешь, однако не могу воздержаться, чтобы не сказать: побереги себя, друг
мой! не поставляй сим лицам в тяжкую вину того, что, быть может, они лишь по легкомыслию своему допустили! Ограничь свои действия Филаретовым и ему подобными!
Дело, о котором я говорил вам в последнем письме
моем, продолжало развиваться с ужасающею быстротой.
Тогда, чтобы сразу поднять
мой упадавший кредит, я придумал такой coup de theatre, [трюк (франц.)] который, по мнению
моему, должен был непременноразбудить в нем гаснущий интерес к
делу.
Вы только подумайте, сударь,
мое ли
дело или ваше!
"Проявился в
моем стане купец 1-й гильдии Осип Иванов Дерунов, который собственности не чтит и в действиях своих по сему предмету представляется не без опасности. Искусственными мерами понижает он на базарах цену на хлеб и тем вынуждает местных крестьян сбывать свои продукты за бесценок. И даже на
днях, встретив чемезовского помещика (имярек), наглыми и бесстыжими способами вынуждал оного продать ему свое имение за самую ничтожную цену.
Мне начинает казаться, что на меня со всех сторон устремлены подозрительные взоры, что в голове человека, с которым я имею
дело, сама собою созревает мысль:"А ведь он меня хочет надуть!"И кто же может поручиться, что и в
моей голове не зреет та же мысль? не думаю ли и я с своей стороны:"А ведь он меня хочет надуть!"
Конечно, это в значительной степени оттягивало ликвидацию
моих дел, но в этом отношении все
мои настояния оставались бессильными.
— Не знаю, не заметил… а по
моему мнению, бывает воздержность, которая гораздо больше говорит, нежели самая недвусмысленная жестикуляция… Впрочем, вы, молодежь, лучшие ценители в этом
деле, нежели мы, старики. Вам и книги в руки.
"Купите, говорит,
мои акции — одни хозяином
дела останетесь!"–"А я, говорит (это наш-то), Христофор Златоустыч, признаться сказать, погорячился маленько: полчаса тому назад его превосходительству, доверенному от вас лицу, все свои акции запродал — да дешево, говорит, как!"
— Самая это, ваше сиятельство, полезная вещь будет! А для простого народа, для черняди, легость какая — и боже ты
мой! Потому что возьмем, к примеру, хоть этот самый хмель: сколько теперича его даром пропадает! Просто, с позволения сказать, в навоз валят! А тогда, значит, всякий, кто даже отроду хмелем не занимался, и тот его будет разводить. Потому, тут
дело чистое: взял, собрал в мешок, представил в прессовальное заведение, получил денежки — и шабаш!
— С великим
моим удовольствием, ваше превосходительство!
Дела вашего превосходительства я даже и сейчас очень хорошо знаю. Нехороши
дела, ваше превосходительство! то есть, так нехороши! так нехороши!
— Вычисление делал. Это, говорит, мне процент на капитал, это —
моя часть, значит, как хозяина, а остальное поровну
разделил. Рабочие даже сейчас рассказывают — смеются.
— Нет,
мой друг, не говори этого! не в таком я звании, чтоб это
дело втуне оставить! Не Анпетов важен, а тот яд, который он разливает! вот что я прошу тебя понять!
— В гражданских
делах нет безотносительной истины, — говорил адвокат, продолжая начатый до прихода
моего разговор.
— Я не говорю:"нет истины"; я говорю только:"нет безотносительнойистины". Если угодно, я поясню вам это примером. Недавно у меня на руках было одно
дело по завещанию. Купец отказал жене своей имение, но при этом употребил в завещании следующее выражение:"жене
моей, такой-то, за ее любовь, отказываю в вечное владението-то и то-то". Как, по вашему мнению, следует ли считать жену покойного собственницей завещанного имения?
Я сказал себе:"
Моя клиентка желает быть собственницею — ma foi, [ну что ж (франц.)] постараемся устроить
дело так, чтоб она была удовлетворена".
— «Ну, так как же? нельзя, стало быть… задаром-то?» — «Извольте, я сделаю, что от меня зависит, я переговорю с
моей доверительницей…» И чрез несколько
дней, действительно, устроиваю
дело к общему удовольствию!..
Разумеется, если бы меня спросили, достигнется ли через это «дозволение» разрешение так называемого"женского вопроса", я ответил бы:"Не знаю, ибо это не
мое дело".
Если бы меня спросили, подвинется ли хоть на волос вопрос мужской, тот извечный вопрос об общечеловеческих идеалах, который держит в тревоге человечество, — я ответил бы:"Опять-таки это не
мое дело".
И вот, на другой
день, около полудня, я уже был у
моего друга.
Но чтобы ты мог лучше понять
мой административный идеал, я попрошу тебя вообразить себе, что в настоящую минуту я нахожусь у
дел.
Но я еще не
разделяю опасений
моих сослуживцев и настаиваю на том, что мер кротости совершенно достаточно, чтоб обратить заблудших на путь истины.
Там я найду ту милую causerie, [беседу (франц.)] полную неуловимых petits riens, [безделиц (франц.)] которая, не прибавляя ничего существенного к
моему благополучию, тем не менее разливает известный bien etre [благостный покой (франц.)] во всем
моем существе и помогает мне хоть на время забыть, что я не более, как печальный осколок сороковых годов, живущий воспоминанием прошлых лучших
дней и тщетно усиливающийся примкнуть к настоящему, с его «шумом» и его «crudites». [грубостью (франц.)]
И на
мой вопрос: «Дома ли Катерина Михайловна?» — мне ответят: «Оне сегодня в окружном суде Мясниковское
дело защищают»?!
Так снимите же вы, Христа ради, с меня эту тягость; ведь замучилась уж я, день-деньской маявшись: освободите вы
мою душу грешную от муки мученической!
— Да мне какое
дело, поверит ли кто или нет; я мать — я и судья; имение-то, чай,
мое, благоприобретенное…
— Здравствуй, друг
мой!.. да что ж ты на меня, вытараща глаза, смотришь! или на мне грибы со вчерашнего
дня выросли! — приветствовала его Марья Петровна.
— Я, маменька… позвольте мне, милый друг
мой, маменька, поздравить вас с
днем ангела и пожелать провести оный среди любящего вас семейства в совершенном спокойствии, которого вы вполне достойны…
Разумеется, первою
моею мыслью по приезде к К. была мысль о женщине, cet etre indicible et mysterieux, [существе таинственном и неизъяснимом (франц.)] к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et le culte de la beaute [честь и культ красоты (франц.)] — всегда были краеугольными камнями
моего воспитания. Поэтому ты без труда поймешь, как должно было заботить меня это
дело. Но и в этом отношении все, по-видимому, благоприятствует мне.
Ах, какая это жизнь! Вежетировать изо
дня в
день в деревне, видеть налитую водкой физиономию Butor'a, слышать, как он, запершись с Филаткой в кабинете, выкрикивает кавалерийские сигналы, ежеминутно быть под страхом, что ему вдруг вздумается сделать нашествие на
мой будуар… Это ужасно, ужасно, ужасно!
И таким образом — почти ежедневно. Я каждое утро слышу его неровные шаги, направляющиеся к
моей комнате, и жду оскорбления. Однажды — это был памятный для меня
день, Serge! — он пришел ко мне, держа в руках листок"Городских и иногородных афиш"(c'est la seule nourriture intellectuelle qu'il se permet, l'innocent! [это единственная умственная пища, которую он себе позволяет, простофиля! (франц.)]).
Вот
моя жизнь! И представь себе, что иногда… бывают
дни, когда этот человек объявляет о каких-то своих правах на меня… le butor!
Однажды (это было в первый
мой приезд в Париж, сейчас после la belle echauffouree du 2 decembre [известного дерзкого предприятия 2 декабря (франц.)]), в один из
моих приемных
дней, en plein salon, [в разгар приема (франц.)] кому-то вздумалось faire l'apologie du chevalier Bayard [восхвалять рыцаря Баяра (франц.)] — тогда ведь были в моде рыцарские чувства.
А теперь поговорим об
моих маленьких
делах.
[Дитя
мое, это серьезнейшее, почти неосуществимое
дело (франц.)]
На
днях, впрочем, и
мое бедное существование озарилось лучом радости.
— Ах, голубчик, в том-то и
дело, что не мог! Ведь он из духовного звания происходил (и никогда он этого не стыдился,
мой друг!), следственно, когда на службу поступал — разумеется, у него ничего не было!
— Нет, мне скучать нельзя: у меня дети,
мой друг. Да и некогда. Если б занятий не было, тогда другое
дело… Вот я помню, когда я в девушках была, то всегда скучала!
— Мало ли, друг
мой, в доме занятий найдется? С той минуты, как утром с постели встанешь, и до той, когда вечером в постель ляжешь, — всё в занятиях. Всякому надо приготовить, за всем самой присмотреть. Конечно, всебольше мелочи, но ведь ежели с мелочами справляться умеешь, тогда и большое
дело не испугает тебя.
— Ах, какой ты! Я тебе говорю: вот какие они неблагодарные, что даже на Савву Силыча жаловались! Да,
мой друг! Столько мы беспокойств, столько, можно сказать, неприятностей через них имели, что Савва Силыч даже на одре смерти меня предостерег:"Прошу тебя, говорит, Машенька, никогда ты не имей
дело с этими неблагодарными, а действуй по закону!"