Неточные совпадения
Он мечется как в предсмертной агонии; он предпринимает тысячу действий, одно нелепее и бессильнее другого, и попеременно клянется
то отомстить своим обидчикам,
то самому себе разбить
голову…
Вся фигура его была в непрестанном движении:
голова поминутно встряхивалась, глаза бегали, ноздри раздувались, плечи вздрагивали, руки
то закидывались за спину,
то закладывались за борты сюртука.
Благородные твои чувства, в письме выраженные, очень меня утешили, а сестрица Анюта даже прослезилась, читая философические твои размышления насчет человеческой закоренелости. Сохрани этот пламень, мой друг! сохрани его навсегда. Это единственная наша отрада в жизни, где, как тебе известно, все мы странники, и ни один волос с
головы нашей не упадет без воли
того, который заранее все знает и определяет!
Но Осип Иваныч только покачивает в ответ
головой, что меня всегда очень обижало, потому что я воспитывался в одном из
тех редких в
то время заведении, где действительно телесное наказание допускалось лишь в самых исключительных случаях.
В-четвертых, прежде был городничий, который всем ведал, всех карал и миловал; теперь — до
того доведено самоуправление, что даже в городские
головы выбран отставной корнет.
Осип Иваныч неодобрительно покачал
головой. Между
тем подали чай, а на другом столе приготовляли закуску.
Осип Иваныч тоже встал с дивана и по всем правилам гостеприимства взял мою руку и обеими руками крепко сжал ее. Но в
то же время он не
то печально, не
то укоризненно покачивал
головой, как бы говоря:"Какие были родители и какие вышли дети!"
Мне начинает казаться, что на меня со всех сторон устремлены подозрительные взоры, что в
голове человека, с которым я имею дело, сама собою созревает мысль:"А ведь он меня хочет надуть!"И кто же может поручиться, что и в моей
голове не зреет
та же мысль? не думаю ли и я с своей стороны:"А ведь он меня хочет надуть!"
— И Дерунов загребет, и другой загребет. Главная причина: у кого
голова на плечах состоит,
тот и загребет. Да парки что! Вот ужо запряжем мерина, в Филипцево съездим, лес посмотрим — вот так лес!
Внутри дома три комнаты оштукатурены совсем, в двух сделаны приготовления,
то есть приколочена к стенам дрань, в прочих — стены стояли
голые.
Способности были у него богатые; никто не умел так быстро обшарить мышьи норки, так бойко клясться и распинаться, так ловко объегорить, как он; ни у кого не было в
голове такого обилия хищнических проектов; но ни изобретательность, ни настойчивая деятельность лично ему никакой пользы не приносили: как был он голяк, так и оставался голяком до
той минуты, когда пришел его черед.
Хотя же первые два слуха так и остались слухами, а последний осуществился лишь гораздо позднее,
тем не менее репутация Антошки установилась уже настолько прочно, что даже самому Дерунову не приходило в
голову называть его по-прежнему Антошкою.
— Уж такая-то выжига сделался — наскрозь на четыре аршина в землю видит! Хватает, словно у него не две, а четыре руки. Лесами торгует — раз, двенадцать кабаков держит — два, да при каждом кабаке у него лавочка — три. И везде обманывает. А все-таки, помяните мое слово, не бывать
тому, чтоб он сам собой от сытости не лопнул! И ему тоже
голову свернут!
Между
тем как я предавался этим размышлениям, лошади как-то сами собой остановились. Выглянувши из тарантаса, я увидел, что мы стоим у так называемого постоялого двора, на дверях которого красуется надпись:"распивочно и навынос". Ямщик разнуздывает лошадей, которые трясут
головами и громыхают бубенчиками.
Но я уже не слушал: я как-то безучастно осматривался кругом. В глазах у меня мелькали огни расставленных на столах свечей, застилаемые густым облаком дыма; в ушах раздавались слова: «пас»,"проберем","не признает собственности, семейства"… И в
то же время в
голове как-то назойливее обыкновенного стучала излюбленная фраза:"с одной стороны, должно сознаться, хотя, с другой стороны, — нельзя не признаться"…
И я мог недоумевать!"), или, что одно и
то же, как только приступлю к написанию передовой статьи для"Старейшей Российской Пенкоснимательницы"(статья эта начинается так:"Есть люди, которые не прочь усумниться даже перед такими бесспорными фактами, как, например, судебная реформа и наши всё еще молодые, всё еще неокрепшие, но
тем не менее чреватые благими начинаниями земские учреждения"и т. д.), так сейчас, словно буря, в мою
голову вторгаются совсем неподходящие стихи...
Сколько несчастных, никогда не имевших в
голове другой идеи, кроме: как прекрасен божий мир с
тех пор, как в нем существуют земские учреждения! — вдруг вынуждены будут убедиться, что это идея позорная, потрясшая Западную Европу и потому достойная аркебузированья!
[Черт возьми! (франц.)] не делаться же монахиней из-за
того только, чтоб князь Лев Кирилыч имел удовольствие свободно надевать на
голову свой ночной колпак!
Когда же, бывало, натянет он на себя свой кавалерийский мундир, а на
голову наденет медную, как жар горящую, каску с какими-то чудодейственными орлами на вершине да войдет этаким чудаком в мамашину комнату,
то Марья Петровна едва удерживалась, чтоб не упасть в обморок от полноты чувств.
Марья Петровна тоже выбежала на крыльцо и по дороге наградила Петеньку таким шлепком по
голове, что
тот так и покатился. Первая прибыла Пашенька: она была одна, без мужа.
Он знал, конечно, что все эти завещания вздор, что Марья Петровна пишет их от нечего делать, что она на следующей же неделе, немедленно после их отъезда, еще два завещания напишет, но какая-то робкая и вместе с
тем беспокойная мысль шевелилась у него в
голове.
Неизвестно, с чего вздумал вдруг Сенечка вступить за чаем в диспут с батюшкой и стал доказывать ему преимущество католической веры перед православною (совсем он ничего подобного и не думал, да вот пришла же вдруг такая несчастная мысль в
голову!), и доказывал именно
тем, что в католической вере просфоры пекутся пресные, а не кислые.
Конечно, в манерах наших женщин (не всех, однако ж; даже и в этом смысле есть замечательные исключения) нельзя искать
той женственной прелести, се fini, ce vaporeux, [
той утонченности,
той воздушности (франц.)] которые так поразительно действуют в женщинах высшего общества (tu en sais quelque chose, pauvre petite mere, toi, qui, a trente six ans, as failli tourner la tete au philosophe de Chizzlhurst [ты, в тридцать шесть лет чуть не вскружившая
голову чизльгёрстскому философу, ты в этом знаешь толк, милая мамочка (франц.)]), но зато у них есть непринужденность жеста и очень большая свобода слова, что, согласись, имеет тоже очень большую цену.
— Вы поймите мое положение, — сказал он, — я и мать — мы смотрим в разные стороны; впрочем, об ней даже нельзя сказать, смотрит ли она куда-нибудь. А между
тем все мое будущее от нее зависит. Ничего я покуда для себя не могу. Не могу, не могу, не могу… От одной этой мысли можно
голову себе раздробить. Только нет, я своей
головы не раздроблю… во всяком случае! Прощайте. Надеюсь, что я вас не стеснил.
Откуда он являлся, какое было его внеслужебное положение, мог ли он обладать какою-либо иною физиономией, кроме
той, которую носил в качестве старосты, радел ли он где-нибудь самостоятельно, за свой счет, в своемуглу, за своимгоршком щей, под своимиобразами, или же, строго придерживаясь идеала «слуги», только о
том и сохнул, как бы барское добро соблюсти, — мне как-то никогда не приходило в
голову поинтересоваться этим.
Женщина с ребяческими мыслями в
голове и с пошло-старческими словами на языке; женщина, пораженная недугом институтской мечтательности и вместе с
тем по уши потонувшая в мелочах самой скаредной обыденной жизни; женщина, снедаемая неутолимою жаждой приобретения и, в
то же время, считающая не иначе, как по пальцам; женщина, у которой с первым ударом колокола к «достойной» выступают на глазах слезки и кончик носа неизменно краснеет и которая, во время проскомидии, считает вполне дозволенным думать:"А что, кабы у крестьян пустошь Клинцы перебить, да потом им же перепродать?.
— Тут и нет кощунства. Я хочу сказать только, что если ты вмешиваешь бога в свои дела,
то тебе следует сидеть смирно и дожидаться результатов этого вмешательства. Но все это, впрочем, к делу не относится, и, право, мы сделаем лучше, если возвратимся к прерванному разговору. Скажи, пожалуйста, с чего тебе пришла в
голову идея, что Коронат непременно должен быть юристом?
Но грации от этого в нем не убавилось,
той своеобразно-семинарской грации, которая выражалась в
том, что он, во время разговора, в знак сочувствия, поматывал направо и налево
головой, устроивал рот сердечком, когда хотел что-нибудь сказать приятное, и приближался к лицам женского пола не иначе, как бочком и семеня ножками.
Это изречение имел он в виду и при женитьбе, а именно: выпросился в двадцативосьмидневный отпуск с
тем, чтобы всецело посвятить это время потехе, а затем с свежею
головой приняться за дело.
Результат оказался плачевный. Мало-помалу Горохов совсем утратил доверие начальства, а вместе с
тем и надежду на получение места начальника отделения, И вот на днях встречаю я его на Невском: идет сумрачный, повесив
голову, как человек, у которого на душе скребут мыши, но который, в
то же время, уже принял неизменное решение.
Быть может, некоторым и приходил в
голову вопрос:"А в каком положении будут подати и повинности?" — но вопрос этот уже по
тому одному остался без последствий, что некому было ответить на него.
Приятно сказать человеку:"Ты найдешь во мне защиту от набегов!", но еще приятнее крикнуть ему:"Ты найдешь во мне ум, которого у тебя нет!"И Удодов неутомимо разъезжал по волостям, разговаривал с
головами и писарями, старался приобщить их к
тем высшим соображениям, носителем которых считал самого себя, всюду собирал какие-то крохи и из этих крох составлял записки и соображения, которые, по мере изготовления, и отправлял в Петербург.
— Удодов — по преимуществу. Много тут конкурентов было: и
голова впрашивался, и батальонный командир осведомлялся, чем пахнет, — всех Удодов оттер. Теперь он Набрюшникова так настегал, что
тот так и лезет, как бы на кого наброситься. Только и твердит каждое утро полициймейстеру:"Критиков вы мне разыщите! критиков-с! А врагов мы, с божьею помощью, победим-с!"
Нас попросили выйти из вагонов, и, надо сказать правду, именно только попросили,а отнюдь не вытурили. И при этом не употребляли ни огня, ни меча — так это было странно! Такая ласковость подействовала на меня
тем более отдохновительно, что перед этим у меня положительно подкашивались ноги. В
голове моей даже мелькнула нахальная мысль:"Да что ж они об Страшном суде говорили! какой же это Страшный суд! — или, быть может, он послебудет?