Неточные совпадения
Ведь и те и другие одинаково говорят мне об «обуздании» — зачем же я
буду целоваться с одним и отворачиваться от другого из-за того только, что
первый дает мне на копейку менее обуздания, нежели второй?
Случись
первое — он совершает подвиг без всякой мысли о его совершении; случись второе — он встречает смерть, как одну из внезапностей, сцеплением которых
была вся его жизнь.
— Очень уж вы, сударь, просты! — утешали меня мои м — ские приятели. Но и это утешение действовало плохо. В
первый раз в жизни мне показалось, что едва ли
было бы не лучше, если б про меня говорили: «Вот молодец! налетел, ухватил за горло — и делу конец!»
— Ну вот, его самого. Теперь он у Адама Абрамыча
первый человек состоит. И у него своя фабричка
была подле Адам Абрамычевой; и тоже пофордыбачил он поначалу, как Адам-то Абрамыч здесь поселился. Я-ста да мы-ста, да куда-ста кургузому против нас устоять! Ан через год вылетел. Однако Адам Абрамыч простил. Нынче Прохор-то Петров у него всем делом заправляет — оба друг дружкой не нахвалятся.
Остается, стало
быть, единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и непреоборимой верности в пастьбе сельских стад. Признаюсь, это доказательство мне самому, на
первый взгляд, показалось довольно веским, но, по некотором размышлении, я и его не то чтобы опровергнул, но нашел возможным обойти. Смешно, в самом деле, из-за какого-нибудь десятка тысяч пастухов обвинить весь русский народ чуть не в безумии! Ну, запил пастух, — ну, и смените его, ежели не можете простить!
Станция
была тускло освещена. В зале
первого класса господствовала еще пустота; за стойкой, при мерцании одинокой свечи, буфетчик дышал в стаканы и перетирал их грязным полотенцем. Даже мой приход не смутил его в этом наивном занятии. Казалось, он говорил: вот я в стакан дышу, а коли захочется, так и плюну, а ты
будешь чай из него
пить… дуррак!
Меня берет зло. Я возвращаюсь в зало
первого класса, где застаю уже в полном разгаре приготовления к ожидаемому поезду.
Первые слова, которые поражают мой слух,
суть следующие...
На сцену выдвигаются местные вопросы: во-первых, вопрос сенной, причем предсказывается, что сено
будет зимой продаваться в Москве по рублю за пуд; во-вторых, вопрос дровяной, причем предугадывается, что в непродолжительном времени дрова в Москве повысятся до двадцати рублей за сажень швырка.
Будет ли нравоучение? Нет, его не
будет, потому что нравоучения вообще скучны и бесполезны. Вспомните пословицу: ученого учить — только портить, — и раз навсегда откажитесь от роли моралиста и проповедника. Иначе вы рискуете на
первом же перекрестке услышать: «Дурак!»
— Или, говоря другими словами, вы находите меня, для
первой и случайной встречи, слишком нескромным… Умолкаю-с. Но так как, во всяком случае, для вас должно
быть совершенно индифферентно, одному ли коротать время в трактирном заведении, в ожидании лошадей, или в компании, то надеюсь, что вы не откажетесь напиться со мною чаю. У меня
есть здесь дельце одно, и ручаюсь, что вы проведете время не без пользы.
Может
быть, все его самолюбие в том именно и заключается, чтоб
быть в
первой сохе и в
первой косе?
— Все это возможно, а все-таки «странно некако». Помните, у Островского две свахи
есть: сваха по дворянству и сваха по купечеству. Вообразите себе, что сваха по дворянству вдруг начинает действовать, как сваха по купечеству, — ведь зазорно? Так-то и тут. Мы привыкли представлять себе землевладельца или отдыхающим, или пьющим на лугу чай, или ловящим в пруде карасей, или проводящим время в кругу любезных гостей — и вдруг:
первая соха! Неприлично-с! Не принято-с! Возмутительно-с!
Из внутренностей его, словно из пустого пространства, без всяких с его стороны усилий, вылетает громкий, словно лающий голос, — особенность, которая, я помню, еще в детстве поражала меня, потому что при
первом взгляде на его сухопарую, словно колеблющуюся фигуру скорее можно
было ожидать ноющего свиста иволги, нежели собачьего лая.
— Так-то вот мы и живем, — продолжал он. — Это бывшие слуги-то! Главная причина: никак забыть не можем. Кабы-ежели бог нам забвение послал, все бы, кажется, лучше
было. Сломал бы хоромы-то, выстроил бы избу рублей в двести, надел бы зипун, трубку бы тютюном набил… царствуй! Так нет, все хочется, как получше. И зальце чтоб
было, кабинетец там, что ли, «мадам! перметте бонжур!», «человек! рюмку водки и закусить!» Вот что конфузит-то нас! А то как бы не жить! Житье —
первый сорт!
Вообще, с
первого же взгляда можно
было заключить, что это человек, устроивающий свою карьеру и считающий себя еще далеко не в конце ее, хотя, с другой стороны, заметное развитие брюшной полости уже свидетельствовало о рождающейся наклонности к сибаритству.
Зная твое доброе сердце, я очень понимаю, как тягостно для тебя должно
быть всех обвинять; но если начальство твое желает этого, то что же делать, мой друг! — обвиняй! Неси сей крест с смирением и утешай себя тем, что в мире не одни радости, но и горести! И кто же из нас может сказать наверное, что для души нашей полезнее:
первые или последние! Я, по крайней мере, еще в институте
была на сей счет в недоумении, да и теперь в оном же нахожусь.
Мы должны любить его, во-первых, потому, что начальство
есть, прежде всего, друг человечества, или, как у нас в институте, в одном водевиле,
пели...
В состав
первого должны
были войти нынешние министерства: финансов, народного просвещения и путей сообщения; в состав второго — министерства: внутренних дел и юстиции, а также государственный контроль.
Ерофеев обещал мне участие в нескольких парах, причем, на
первый раз, на меня возложена
будет защита самых легких скопцов, дабы на них я мог, так сказать, переломить
первое мое копье на арене защиты.
Первые дни
были посвящены осмотрам.
— Конечно…
есть случаи… как это ни прискорбно… когда без кровопускания обойтись невозможно… Это так! это я допускаю! Но чтобы во всяком случае… сейчас же… с
первого же раза… так сказать, не разобравши дела… не верьте этому, милостивый государь! не верьте этому никогда! Это… неправда!
—
Первое дело, покупателя приведет. Второе дело, и сам для виду подторговывать
будет, коли прикажем. Только баловать его не нужно.
— Я тебе вот как скажу:
будь я теперича при капитале — не глядя бы, семь тысяч за него дал! Потому что, сейчас бы я
первым делом этот самый лес рассертировал. Начать хоть со строевого… видел, какие по дороге деревья-то стоят… ужастёенные!
Признаюсь откровенно, в эту минуту я именно только об этом и помнил. Но делать
было нечего: пришлось сойти с ослов и воспользоваться гостеприимством в разбойничьем приюте.
Первое, что поразило нас при входе в хижину, — это чистота, почти запустелость, царствовавшая в ней. Ясное дело, что хозяева, имея постоянный промысел на большой дороге, не нуждались в частом посещении этого приюта. Затем, на стенах
было развешано несколько ружей, которые тоже не предвещали ничего доброго.
Во-первых, на полу простерта
была простреленная насквозь кошка, и, во-вторых, на лавке лежал в глубоком обмороке мой друг.
В
первом смысле, никто не мог подать более делового совета, как в данном случае поступить (разумеется, можно
было следовать или не следовать этому совету — это уже зависело от большей или меньшей нравственной брезгливости, — но нельзя
было не сознавать, что при известных условиях это именно тот самый совет, который наиболее выгоден); во втором смысле, никто не знал столько"Приключений в Абруццских горах"и никто не умел рассказать их так занятно.
— Да что говорить, ваше превосходительство, — подзадоривал Осип Иваныч, — я сам тамошний житель и верно это знаю. Сделай теперича генерал направление влево, к тому, значит, месту, где и без того готовый мост через Вьюлку выстроен,
первое дело — не нужно бы совсем переправы делать, второе дело — кровопролития не
было бы, а третье дело — артиллерия осталась бы цела!
— А не то, может
быть, вы закусить бы предпочли? — продолжал он, возвратившись, — и закуска в передней совсем готовая стоит. У нас все так устроено, чтоб по
первому манию… Угодно?
Во-первых, Петенька
был единственный сын и притом так отлично кончил курс наук и стоял на такой прекрасной дороге, что старик отец не мог без сердечной тревоги видеть, как это дорогое его сердцу чадо фыркает, бродя по лабиринту отчего хозяйства и нигде не находя удовлетворения своей потребности изящного.
В
первое время генералу
было, впрочем, не до усадьбы: он наблюдал, кто из крестьян ломает перед ним шапку и кто не ломает.
Антошка
был одним из
первых, воспользовавшихся ближайшими результатами этого веяния.
— Лен-то! Да наше место, можно сказать, исстари… Позвольте вам, ваше сиятельство, доложить: что теперича хмель, что лен — всё, значит, едино, всё —
первые по здешнему месту статьи-с! То
есть, столько тут льну! столько льну!
Но ежели бы сие до такового лица относилось, которое,
быв некогда опытно, а потом в отставке, внезапу подверглось призванию с облечением доверия, то, кажется, лучшее в сем случае
было бы поступить так: разыскав корни и нити и отделив вредные плевелы от подлинных и полезных класов,
первые исторгнуть, вторым же дать надлежащий по службе ход".
— Уж так чудно! так чудно, ваше превосходительство!
Первые, можно сказать, по здешней округе помещики
были и вдруг…
Наконец наступила и минута разлуки. Экипаж стоял у крыльца; по старинному обычаю, отец и сын на минуту присели в зале. Старый генерал встал
первый. Он
был бледен, пошатываясь, подошел к сыну и слабеющими руками обнял его.
Конечно, сытому воровать стыднее, нежели голодному, и Софрон Матвеич, я знаю,
первый упрекнет сытого:"Не стыдно ли тебе, скажет: добро б у тебя своего куска не
было!"А Хрисашка ему в ответ:"А ты мой аппетит знаешь? мерил ты мой аппетит?"
Публика в каюте
первого класса
была немногочисленна: всего человек семь-восемь.
— "Прекрасно, — отвечаю я, — я
первый соглашаюсь с вами, я даже иду далее вас и утверждаю, что совместное существование таких представлений, как вечность и владение,
есть не что иное, как неестественнейший конкубинат.
— Позвольте, — сказал он, — не лучше ли возвратиться к первоначальному предмету нашего разговора. Признаться, я больше насчет деточек-с. Я воспитатель-с.
Есть у нас в заведении кафедра гражданского права, ну и, разумеется, тут на
первом месте вопрос о собственности. Но ежели возможен изложенный вами взгляд на юридическую истину, если он, как вы говорите, даже обязателен в юридической практике… что же такое после этого собственность?
Во-первых, он, как говорится, toujours a cheval sur les principes; [всегда страшно принципиален (франц.)] во-вторых, не прочь от «святого» и выражается о нем так: «convenez cependant, mon cher, qu'il у a quelque chose que notre pauvre raison refuse d'approfondir», [однако согласитесь, дорогой,
есть вещи, в которые наш бедный разум отказывается углубляться (франц.)] и, в-третьих, пишет и монологи и передовые статьи столь неослабно, что никакой Оффенбах не в силах заставить его положить оружие, покуда существует хоть один несраженный враг.
Но я сказал прямо: «Если бы к этому прибавили три тысячи аренды, то и тогда я еще подумаю!» Почему я так смело ответил? а потому, мой друг, что, во-первых, у меня
есть своя административная система, которая несомненно когда-нибудь понадобится, а во-вторых, и потому, что я знаю наверное, что от меня мое не уйдет.
Часу в
первом усмотрено
было по дороге
первое облако пыли, предвещавшее экипаж. Девки засовались, дом наполнился криками:"Едут! едут!"Петенька, на палочке верхом, выехал на крыльцо и во все горло драл какую-то вновь сочиненную им галиматью:"Пати-маля, маля-тата-бум-бум!"
Марья Петровна тоже выбежала на крыльцо и по дороге наградила Петеньку таким шлепком по голове, что тот так и покатился.
Первая прибыла Пашенька: она
была одна, без мужа.
Во-первых, его осаждала прискорбная мысль, что все усилия, какие он ни делал, чтоб заслужить маменькино расположение, остались тщетными; во-вторых, Петенька всю ночь метался на постели и испускал какое-то совсем неслыханное мычание; наконец, кровать его
была до такой степени наполнена блохами, что он чувствовал себя как бы окутанным крапивою и несколько раз не только вскакивал, но даже произносил какие-то непонятные слова, как будто бы приведен
был сильными мерами в восторженное состояние.
Разумеется,
первою моею мыслью по приезде к К.
была мысль о женщине, cet etre indicible et mysterieux, [существе таинственном и неизъяснимом (франц.)] к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et le culte de la beaute [честь и культ красоты (франц.)] — всегда
были краеугольными камнями моего воспитания. Поэтому ты без труда поймешь, как должно
было заботить меня это дело. Но и в этом отношении все, по-видимому, благоприятствует мне.
— Мы, русски, без церемони! — сказал он мне с
первого же раза, — в три часа у нас щи-каша — милости npoшу! — я вас мой баб представлять
буду!
Вот
первые впечатления моей новой жизни. Я
буду писать тебе часто, но надеюсь, что «Butor» [Грубиян (франц.)] не узнает о нашей переписке. Пиши и ты ко мне как можно чаще, потому что твои советы теперь для меня, более нежели когда-нибудь, драгоценны. Целую тебя.
Однажды (это
было в
первый мой приезд в Париж, сейчас после la belle echauffouree du 2 decembre [известного дерзкого предприятия 2 декабря (франц.)]), в один из моих приемных дней, en plein salon, [в разгар приема (франц.)] кому-то вздумалось faire l'apologie du chevalier Bayard [восхвалять рыцаря Баяра (франц.)] — тогда ведь
были в моде рыцарские чувства.
Затем кой-кто подъехал, и, разумеется, в числе
первых явился Цыбуля. Он сиял таким отвратительным здоровьем, он
был так омерзительно доволен собою, усы у него
были так подло нафабрены, голова так холопски напомажена, он с такою денщицкою самоуверенностью чмокнул руку баронессы и потом оглядел осовелыми глазами присутствующих (после именинного обеда ему, очевидно, попало в голову), что я с трудом мог воздержаться…
Право, жизнь совсем не так сложна и запутанна, как ты хочешь меня уверить. Но ежели бы даже она и
была такова, то существует очень простая манера уничтожить запутанности — это разрубить тот узел, который мешает больше других. Не знаю, кто
первый употребил в дело эту манеру, — кажется, князь Александр Иванович Македонский, — но знаю, что этим способом он разом привел армию и флоты в блистательнейшее положение.