Неточные совпадения
А тут, как бы на помощь смуте, является
еще практика «крепких», которая уже окончательно смешивает шашки и истребляет даже последние крохи теоретической стыдливости.
— Сколько смеху у нас
тут было — и не приведи господи! Слушай, что
еще дальше будет. Вот только немец сначала будто не понял, да вдруг как рявкнет: «Вор ты!» — говорит.
А наш ему: «Ладно, говорит; ты, немец, обезьяну, говорят, выдумал,
а я, русский, в одну минуту всю твою выдумку опроверг!»
А"кандауровский барин"между тем плюет себе в потолок и думает, что это ему пройдет даром. Как бы не так!
Еще счастлив твой бог, что начальство за тебя заступилось,"поступков ожидать"велело,
а то быть бы бычку на веревочке! Да и
тут ты не совсем отобоярился,
а вынужден был в Петербург удирать! Ты надеялся всю жизнь в Кандауровке, в халате и в туфлях, изжить, ни одного потолка неисплеванным не оставить — ан нет! Одевайся, обувайся, надевай сапоги и кати, неведомо зачем, в Петербург!
— Ежели даже теперича срубить их, парки-то, — продолжал Лукьяныч, — так от одного молодятника через десять лет новые парки вырастут! Вон она липка-то — робёнок
еще! Купят, начнут кругом большие деревья рубить — и ее
тут же зря замнут. Потому, у него, у купца-то, ни бережи, ни жаления: он взял деньги и прочь пошел… хоть бы тот же Осип Иванов!
А сруби теперича эти самые парки настоящий хозяин, да сруби жалеючи — в десять лет эта липка так выхолится, что и не узнаешь ее!
— Опять ежели теперича самим рубить начать, — вновь начал Лукьяныч, — из каждой березы верно полсажонок выйдет. Ишь какая стеколистая выросла — и вершины-то не видать!
А под парками-то восемь десятин — одних дров полторы тыщи саженей выпилить можно!
А молодятник сам по себе! Молодятник
еще лучше после вырубки пойдет! Через десять лет и не узнаешь, что
тут рубка была!
Но ведь для этого надобно жить в Чемезове, надобно беспокоиться, разговаривать, хлопать по рукам, запрашивать, уступать…
А главное, жить
тут, жить с чистым сердцем, на глазах у всевозможных сердцеведцев, официальных и партикулярных, которыми кишит современная русская провинция! Вот что страшит.
Еще в Петербурге до меня доходили, через разных приезжих из провинции, слухи об этих новоявленных сердцеведцах.
— Ну, нет, слуга покорный! надо
еще об окончании своего собственного переселения подумать! — воскликнул генерал и
тут же мысленно присовокупил: —
А впрочем, может быть, ничего и не будет.
— Мало ли денег! Да ведь и я не с ветру говорю,
а настоящее дело докладываю. Коли много денег кажется, поторговаться можно. Уступит и за семьсот.
А и не уступит, все-таки упускать не след. Деньги-то, которые ты
тут отдашь, словно в ламбарте будут.
Еще лучше, потому что в Москву за процентами ездить не нужно, сами придут.
— Это я их, должно быть, в те поры простудил, как в первый холерный год рекрутов в губернию сдавать ездил, — рассказывал он. — Схватили их тогда наускори, сейчас же в кандалы нарядили — и айда в дорогу! Я было за сапожишками домой побежал,
а маменька ваша, царство небесное, увидела в окошко да и поманила: это, мол, что
еще за щеголь выискался — и в валенках будешь хорош! Ан
тут, как на грех, оттепель да слякоть пошла — ну, и схватил, должно полагать.
— Верно говорю, все наше было. Сам покойный Михайло Петрович мне сказывал: поедешь, говорит, за границу, не забудь Королевцу поклониться: наш, братец, был! И Данциг был наш — Гданском назывался, и Лейпциг — Липовец, и Дрезден — Дрозды, все наше! И Поморье все было наше,
а теперь немцы Померанией называют! Больно, говорит. Да что
тут еще толковать! — и посейчас один рукав Мемеля Русью зовется, и местечко при устье его — тоже Русь! Вот она где, наша Русь православная, была!
Неточные совпадения
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого
еще далека песня.
Тут и почище тебя есть,
а до сих пор
еще не генералы.
Милон. Я подвергал ее, как прочие.
Тут храбрость была такое качество сердца, какое солдату велит иметь начальник,
а офицеру честь. Признаюсь вам искренно, что показать прямой неустрашимости не имел я
еще никакого случая, испытать же себя сердечно желаю.
Тут же, кстати, он доведался, что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы,
а потому на первый раз ограничился тем, что объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание прибавил
еще прованское масло. И в то же время положил в сердце своем: дотоле не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий.
Выступил
тут вперед один из граждан и, желая подслужиться, сказал, что припасена у него за пазухой деревянного дела пушечка малая на колесцах и гороху сушеного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились,
а до обеда все
еще много времени остается.
— Должно дома, — сказал мужик, переступая босыми ногами и оставляя по пыли ясный след ступни с пятью пальцами. — Должно дома, — повторил он, видимо желая разговориться. — Вчера гости
еще приехали. Гостей — страсть…. Чего ты? — Он обернулся к кричавшему ему что-то от телеги парню. — И то! Даве
тут проехали все верхами жнею смотреть. Теперь должно дома.
А вы чьи будете?..