Неточные совпадения
Что бы разум и сердце произвести
ни захотели, тебе оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно — и ты мой друг.
Зимою не пускает в извоз,
ни в работу в город; все работай на него, для того
что он подушные платит за нас.
Он получает плату, сыт, одет, никогда я его не секу
ни плетьми,
ни батожьем (о умеренный человек!), — и ты думаешь,
что кусок хлеба и лоскут сукна тебе дают право поступать с подобным тебе существом, как с кубарем, и тем ты только хвастаешь,
что не часто подсекаешь его в его вертении.
Вообрази, мой друг, наше положение; все,
что я
ни скажу, все слабо будет в отношении моего чувствия.
Казалось,
что небо хотело испытать вашу твердость и мое терпение, ибо я не нашел
ни вдоль берега,
ни в самом С… никакого судна для вашего спасения.
«Почивает он», — ответствовано умирающим агличанам; и
ни един человек в Бенгале не мнил,
что для спасения жизни ста пятидесяти несчастных должно отъяти сон мучителя на мгновение.
Но во
что бы то
ни стало, а устерсы есть будет.
Все знают,
что курьер поскачет за устерсами, но куда
ни вертись, а прогоны выдавай.
— Вот, жена, — говорил мужской голос, — как добиваются в чины, а
что мне прибыли,
что я служу беспорочно, не подамся вперед
ни на палец.
Но сколь
ни жестоки они были, воображение,
что я буду под стражею, столь ее тревожило,
что она только и твердила: — И я пойду с тобою.
Видя ее страдание, можете поверить,
что я ее не оставлял
ни на минуту.
Не радели
ни о их здравии,
ни прокормлении; жизнь их
ни во
что вменялася; лишались они установленной платы, которая употреблялась на ненужное им украшение.
Извини меня, читатель, в моем заключении, я родился и вырос в столице, и если кто не кудряв и не напудрен, того я
ни во
что не чту.
Но не все думать о старине, не все думать о завтрашнем дне. Если беспрестанно буду глядеть на небо, не смотря на то,
что под ногами, то скоро споткнусь и упаду в грязь… размышлял я. Как
ни тужи, а Новагорода по-прежнему не населишь.
Что бог даст вперед. Теперь пора ужинать. Пойду к Карпу Дементьичу.
Посылает он за моими сочленами, увещевает их, представляет гнусность таких мнений,
что они оскорбительны для дворянского общества,
что оскорбительны для верховной власти, нарушая ее законоположения; обещает награждение исполняющим закон, претя мщением не повинующимся оному; и скоро сих слабых судей, не имеющих
ни правил в размышлениях,
ни крепости духа, преклоняет на прежние их мнения.
Ш. Как, матка? Сверх того,
что в нынешние времена не худо иметь хороший чин,
что меня называть будут: ваше высокородие, а кто поглупее — ваше превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не имею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как муж будет свой, то какой бы насморк
ни был, все слышать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя душенька…
Не гордилася она пред вами,
что носила вас во чреве своем, не требовала признательности, питая вас своею кровию; не хотела почтения за болезни рождения,
ни за скуку воскормления сосцами своими.
Не бойся меня, любезная Анюта, не подобен я хищному зверю, как наши молодые господчики, которые отъятие непорочности
ни во
что вменяют.
Земледелец! кормилец нашея тощеты, насытитель нашего глада, тот, кто дает нам здравие, кто житие наше продолжает, не имея права распоряжати
ни тем,
что обработывает,
ни тем,
что производит.
Повествование о некотором помещике докажет,
что человек корысти ради своей забывает человечество в подобных ему и
что за примером жестокосердия не имеем нужды ходить в дальние страны,
ни чудес искать за тридевять земель; в нашем царстве они в очью совершаются.
Пускай печатают все, кому
что на ум
ни взойдет.
Но
ни в Греции,
ни в Риме, нигде примера не находим, чтобы избран был судия мысли, чтобы кто дерзнул сказать: у меня просите дозволения, если уста ваши отверзать хотите на велеречие; у нас клеймится разум, науки и просвещение, и все,
что без нашего клейма явится в свет, объявляем заранее глупым, мерзким, негодным. Таковое постыдное изобретение предоставлено было христианскому священству, и ценсура была современна инквизиции.
Да вещают таковые переводчики, если возлюбляют истину, с каким бы намерением то
ни делали, с добрым или худым, до того нет нужды; да вещают, немецкий язык удобен ли к преложению на оной того,
что греческие и латинские изящные писатели о вышних размышлениях христианского исповедания и о науках писали точнейше и разумнейше?
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей области подданным и вне пределов оныя торгующим, какого бы они звания и состояния
ни были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение, в какой бы науке, художестве или знании
ни было, с греческого, латинского или другого языка переводимо не было на немецкий язык или уже переведенное, с переменою токмо заглавия или
чего другого, не было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания в свет не будет иметь отверстого дозволения на печатание или издание в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха в касающемся до богословии, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
Сколь восхищаюсь я,
что не назовут уже меня Ванькою,
ни поносительным именованием,
ни позыва не сделают свистом.
Кто ведает из трепещущих от плети, им грозящей,
что тот, во имя коего ему грозят, безгласным в придворной грамматике называется,
что ему
ни А…
ни О… во всю жизнь свою сказать не удалося [См. рукописную «Придворную грамматику» Фонвизина.];
что он одолжен, и сказать стыдно кому, своим возвышением;
что в душе своей он скареднейшее есть существо;
что обман, вероломство, предательство, блуд, отравление, татьство, грабеж, убивство не больше ему стоят, как выпить стакан воды;
что ланиты его никогда от стыда не краснели, разве от гнева или пощечины;
что он друг всякого придворного истопника и раб едва-едва при дворе нечто значащего.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена!
Что он, пограничный,
что ли? Да отсюда, хоть три года скачи,
ни до какого государства не доедешь.
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Почтмейстер.
Ни се
ни то; черт знает
что такое!
А вы — стоять на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека,
что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)