Неточные совпадения
Но слух носится, что в дополнение вскоре издан будет указ
и тем родам, которые дворянское свое происхождение докажут за 200 или 300 лет, приложится титло маркиза или
другое знатное,
и они пред
другими родами будут иметь некоторую отличность.
— У меня, мой
друг, мужиков нет,
и для
того никто меня не клянет.
— Между
тем пахарь запряг
другую лошадь в соху
и, начав новую борозду, со мною простился.
Я рад был
и сему зрелищу; соглядал величественные черты природы
и не в чванство скажу: что
других устрашать начинало,
то меня веселило.
Взоры наши стремилися вослед
то за
тем,
то за
другим,
и молитва наша о их сохранении была нелицемерна.
— Ступай же, мой
друг,
и как скоро получишь,
то возвращайся поспешно
и нимало не медли; я тебе скажу спасибо не одно.
После
того купил я дом
и другие сделал приобретения.
Тщетно я говорил, что запрещение не может существовать на
то, чего нет в имении, тщетно я говорил, что по крайней мере надлежало бы сперва продать оставшееся имение
и выручить недоимку сей продажею, а потом предпринимать
другие средства; что я звания своего не утаивал, ибо в дворянском уже купил дом.
Возмущенные соки мыслию стремилися, мне спящу, к голове
и, тревожа нежный состав моего мозга, возбудили в нем воображение. Несчетные картины представлялись мне во сне, но исчезали, как легкие в воздухе пары. Наконец, как
то бывает, некоторое мозговое волокно, тронутое сильно восходящими из внутренних сосудов тела парами, задрожало долее
других на несколько времени,
и вот что я грезил.
Кто мир нравственный уподобил колесу,
тот, сказав великую истину, не иное что, может быть, сделал, как взглянул на круглый образ земли
и других великих в пространстве носящихся тел, изрек только
то, что зрел.
Нет, мой
друг! я пью
и ем не для
того только, чтоб быть живу, но для
того, что в
том нахожу немалое услаждение чувств.
По одну сторону меня сел сын хозяйский, а по
другую посадил Карп Дементьич свою молодую невестку… Прервем речь, читатель. Дай мне карандаш
и листочек бумашки. Я тебе во удовольствие нарисую всю честную компанию
и тем тебя причастным сделаю свадебной пирушки, хотя бы ты на Алеутских островах бобров ловил. Если точных не спишу портретов,
то доволен буду их силуэтами. Лаватер
и по них учит узнавать, кто умен
и кто глуп.
Но, любезный читатель, ты уже зеваешь. Полно, видно, мне снимать силуэты. Твоя правда;
другого не будет, как нос да нос, губы да губы. Я
и того не понимаю, как ты на силуэте белилы
и румяна распознаешь.
Прикушай, прикушай, — я почувствовал, что у меня щеки начали рдеть,
и под конец пира я бы, как
и другие, напился пьян. Но, по счастию, век за столом сидеть нельзя, так как всегда быть умным невозможно.
И по
той самой причине, по которой я иногда дурачусь
и брежу, на свадебном пиру я был трезв.
Ш. А кто ему их даст? Я в первую ночь так не обезумею, чтобы ему отдать все мое имение; уже
то время давно прошло. Табакерочка золотая, пряжки серебряные
и другая дрянь, оставшаяся у меня в закладе, которой с рук нельзя сбыть. Вот весь барыш любезного моего женишка. А если он неугомонно спит,
то сгоню с постели.
Не дивись, мой
друг! на свете все колесом вертится. Сегодня умное, завтра глупое в моде. Надеюсь, что
и ты много увидишь дурындиных. Если не женитьбою всегда они отличаются,
то другим чем-либо. А без дурындиных свет не простоял бы трех дней.
Но, если я исполнил должность мою в воспитании вашем, обязан сказати ныне вам вину, почто вас так, а не иначе воспитывал
и для чего сему, а не
другому вас научил;
и для
того услышите повесть о воспитании вашем
и познайте вину всех моих над вами деяний.
Ведайте, что лучшее плясание ничего не представляет величественного;
и если некогда тронуты будете зрением оного,
то любострастие будет
тому корень, все же
другое оному постороннее.
Прельщенные грубым самозванцем, текут ему вослед
и ничего толико не желают, как освободиться от ига своих властителей; в невежестве своем
другого средства к
тому не умыслили, как их умерщвление.
Удовольствие мое переменилося в равное негодование с
тем, какое ощущаю, ходя в летнее время по таможенной пристани, взирая на корабли, привозящие к нам избытки Америки
и драгие ее произращения, как-то: сахар, кофе, краски
и другие, не осушившиеся еще от пота, слез
и крови, их омывших при их возделании.
При таковом заведении неудивительно, что земледелие в деревне г. некто было в цветущем состоянии. Когда у всех худой был урожай, у него родился хлеб сам-четверт; когда у
других хороший был урожай,
то у него приходил хлеб сам-десять
и более. В недолгом времени к двумстам душам он еще купил двести жертв своему корыстолюбию;
и поступая с сими равно, как
и с первыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он считает их уже тысячами
и славится как знаменитый земледелец.
Дворецкой мой, конюший
и даже конюх
и кучер, повар, крайчий, птицелов с подчиненными ему охотниками, горничные мои прислужники,
тот, кто меня бреет,
тот, кто чешет власы главы моея,
тот, кто пыль
и грязь отирает с обуви моей, о многих
других не упоминая, равняются или председают служащим отечеству силами своими душевными
и телесными, не щадя ради отечества ни здравия своего, ни крови, возлюбляя даже смерть ради славы государства.
Но нередкий в справедливом негодовании своем скажет нам:
тот, кто рачит о устройстве твоих чертогов,
тот, кто их нагревает,
тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного твоего желудка
и оцепенелого твоего вкуса;
тот, кто воспеняет в сосуде твоем сладкий сок африканского винограда;
тот, кто умащает окружие твоей колесницы, кормит
и напояет коней твоих;
тот, кто во имя твое кровавую битву ведет со зверями дубравными
и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как
и многие
другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады твои
и чертоги, в них же сокрытая твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим дни веселий, юности
и утех во сбережении малейшия полушки, да облегчится, елико
то возможно, общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца
и крови, вещая правду на суде во имя твое, да возлюблен будеши.
Если мы скажем
и утвердим ясными доводами, что ценсура с инквизициею принадлежат к одному корню; что учредители инквизиции изобрели ценсуру,
то есть рассмотрение приказное книг до издания их в свет,
то мы хотя ничего не скажем нового, но из мрака протекших времен извлечем, вдобавок многим
другим, ясное доказательство, что священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался в разные времена разум человеческий, что они подстригали ему крылие, да не обратит полет свой к величию
и свободе.
Кто может за
то поручиться, что Несторий, Арий, Евтихий
и другие еретики быть бы могли предшественниками Лутера
и, если бы вселенские соборы не были созваны, что бы Декарт родиться мог десять столетий прежде?
Некоторые глупые, дерзновенные
и невежды попускаются переводить на общий язык таковые книги. Многие ученые люди, читая переводы сии, признаются, что ради великой несвойственности
и худого употребления слов они непонятнее подлинников. Что же скажем о сочинениях, до
других наук касающихся, в которые часто вмешивают ложное, надписывают ложными названиями
и тем паче славнейшим писателям приписывают свои вымыслы, чем более находится покупщиков.
Если бы Ломоносов преложил Иова или псалмопевца дактилями или если бы Сумароков «Семиру» или «Дмитрия» написал хореями,
то и Херасков вздумал бы, что можно писать
другими стихами опричь ямбов,
и более бы славы в семилетнем своем приобрел труде, описав взятие Казани свойственным эпопеи стихосложением.
— В солдаты, — повторила она,
и на
другой день
то было исполнено.
Кто ведает из трепещущих от плети, им грозящей, что
тот, во имя коего ему грозят, безгласным в придворной грамматике называется, что ему ни А… ни О… во всю жизнь свою сказать не удалося [См. рукописную «Придворную грамматику» Фонвизина.]; что он одолжен,
и сказать стыдно кому, своим возвышением; что в душе своей он скареднейшее есть существо; что обман, вероломство, предательство, блуд, отравление, татьство, грабеж, убивство не больше ему стоят, как выпить стакан воды; что ланиты его никогда от стыда не краснели, разве от гнева или пощечины; что он
друг всякого придворного истопника
и раб едва-едва при дворе нечто значащего.
В слоях находил иногда остатки животных, в морях живущих, находил остатки растений
и заключать мог, что слоистое расположение земли начало свое имеет в наплавном положении вод
и что воды, переселяяся из одного края земного шара к
другому, давали земле
тот вид, какой она в недрах своих представляет.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у
того и у
другого.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые
и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на
другую квартиру.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот
и тянет! В одном ухе так вот
и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в
другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!»
И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз.
И руки дрожат,
и все помутилось.