«Было, — говорю, — сие так, что племянница моя, дочь
брата моего, что в приказные вышел и служит советником, приехав из губернии, начала обременять понятия моей жены, что якобы наш мужской пол должен в скорости обратиться в ничтожество, а женский над нами будет властвовать и господствовать; то я ей на это возразил несколько
апостольским словом, но как она на то начала, громко хохоча, козлякать и брыкать, книги мои без толку порицая, то я, в книгах нового сочинения достаточной практики по бедности своей не имея, а чувствуя, что стерпеть сию обиду всему мужскому колену не должен, то я, не зная, что на все ее слова ей отвечать, сказал ей: „Буде ты столь превосходно умна, то скажи, говорю, мне такое поучение, чтоб я признал тебя в чем-нибудь наученною“; но тут, владыко, и жена моя, хотя она всегда до сего часа была женщина богобоязненная и ко мне почтительная, но вдруг тоже к сей племяннице за женский пол присоединилась, и зачали вдвоем столь громко цокотать, как две сороки, „что вас, говорят, больше нашего учат, а мы вас все-таки как захотим, так обманываем“, то я, преосвященный владыко, дабы унять им оное обуявшее их бессмыслие, потеряв спокойствие, воскликнул:
Себя забудь и дел своих не делай! // Проси у Бога разума и слова, // Сухим очам проси источник слез! // На улицу, на площадь, на базары, // Где есть народ, туда и ты иди! // Высокая
апостольская доля — // Будить от сна своих уснувших
братий // И Божьим словом зажигать сердца! // Когда увидишь, что сердца и народе // Затеплятся, как свечи пред иконой, // Тогда сбирать казну на помощь ратным! // Сбирать людей на выручку Москвы!