Неточные совпадения
Вот вам выдержки из хроники нашей юности. Удовольствуйтесь ими! Может быть, когда-нибудь появится
целый ряд воспоминаний о лицейском своеобразном быте первого курса,
с очерками личностей, которые потом заняли свои места в общественной сфере; большая часть из них уже исчезла, но оставила отрадное памятование в сердцах не одних своих товарищей.
Скорбел только, что
с ним нет сестры его, но что,
с другой стороны, никак не согласится, чтоб она, по привязанности к нему, проскучала
целую зиму в деревне.
Дорогой я видел в Ладоге Кошкуля на секунду, — он мне дал денег и ни слова не сказал — видно, боялся, ибо убежал,
поцеловавши меня, а я остался
с вопросом об вас.
Тяжело мне быть без известий о семье и о вас всех, — одно сердце может понять, чего ему это стоит; там я найду людей,
с которыми я также душою связан, — буду искать рассеяния в физических занятиях, если в них будет какая-нибудь
цель; кроме этого, буду читать сколько возможно в комнате, где живут, как говорят, тридцать человек.
Где и что
с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он воюет
с персианами — не знаю, правда ли это, — да сохранит его бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне
целую ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастия всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.
Цель главная — выручить денег, потому что Бобрищев-Пушкин
с братом больным не из числа богатых земли.
История Собакского давно у нас известна. Благодарю вас за подробности. [Ссыльного поляка Собаньского убили его служащие
с корыстной
целью. Подробности в письме Якушкина от 28 августа 1841 г. (сб. «Декабристы», 1955, стр. 277 и сл.).] Повара я бы, без зазрения совести, казнил, хотя в нашем судебном порядке я против смертной казни. Это изверг. По-моему, также Собанский счастлив, но бедная его мать нашим рассуждением не удовольствуется…
Поцелуй милого Тони, — меня удивляет, что он в эти лета так много знает на память. Оболенский вместе со мной им восхищается. Он
с дружеским участием крепко жмет тебе руку, любезный друг.
Передайте мой дружеский привет доброму моему Ивану. Тони
поцелуйте за меня и скажите, что я жду обещанного им письма, где он хотел меня познакомить
с распределением его дня. Всегда
с удовольствием читаю его письма, они имеют свой особенный характер.
Очень жаль, любезный друг Кюхельбекер, что мое письмо [Это письмо Пущина не найдено.] тебя рассердило: я писал к тебе
с другою
целью; но видно, что тут, как и во многих других обстоятельствах бывает, приходится каждому остаться при своем мнении.
Очень жалею, что не могу ничем участвовать в постройке читинской церкви. Тут нужно что-нибудь значительнее наших средств. К тому же я всегда по возможности лучше желаю помочь бедняку какому-нибудь, нежели содействовать в украшениях для строящихся церквей. По-моему, тут моя лепта ближе к
цели. Впрочем, и эти убеждения не спасают от частых налогов по этой части. Необыкновенно часто приходят
с кружками из разных мест, и не всегда умеешь отказать…
Приезд генерал-губернатора всех занимает, разумеется в совершенно другом отношении, нежели меня. Я хочу только повидаться
с ним и переговорить насчет некоторых из наших. Может быть, из этого что-нибудь и выйдет.
С такою
целью я по крайней мере хочу его видеть.
Он
с нежностью
поцеловал ее руку и охотно принял ее предложение приобщиться св. тайн — послал за своим духовником и нетерпеливо его ждал.
С последней почтой читал приказ об увольнении Егора Антоновича от редакции «Земледельческой газеты». Меня это огорчило, и я жду известия,
с какой
целью наш старый директор прикомандирован к министерству имуществ. К нему будет от меня грамотка — сегодня не успею на лету, пользуюсь этим случаем.
Аннушка тебя
с благодарностью
целует. Твой портрет будет висеть над фортепиано. Приезжай послушать мою музыкантшу.
Поцелуйте за меня ваших малюток. Аннушка просит вас о том же. Она здорова и
с каждым днем вытягивается. У нас все идет прежним порядком, но теперь довольно мрачных ощущений.
…Яуже имел известие о приезде Я. Д. Казимирского в Иркутск. Он 25 генваря явился на Ангару, и все наши обняли его радушно. Даже Иван Дмитриевич, надев доху, выплыл из дому, где сидел почти всю зиму безвыходно. — Черемша свое дело сделала — дай бог, чтоб раны совсем закрылись. — Чех должен теперь быть
с отцом, не понимаю, какая
цель была командировать его к инородцам.
Поцелуй Таню [Таней называла себя в переписке
с Пущиным Н. Д. Фонвизина, заявлявшая, что в «Евгении Онегине» Пушкин изобразил ее брак
с Фонвизиным и что ее отношения к Пущину при жизни мужа сходны
с отношением Татьяны к Онегину.] — меня пугает слово на надписях. Все какое-то прощание! а я это слово не люблю вообще, а особенно от нее. Не лучше ли: до свидания! Где-нибудь и как-нибудь.
В газетах все надежды на мир, а Кронштадт Иванов укрепляет неутомимо — говорит, что три месяца работает как никогда. Иногда едва успевает пообедать.
С ним действует и брат Павла Сергеевича… Сердечно
целую Таню, которую я знаю, а Н. Д. посылаю и свой и всех нас дружеский привет…
Ваня
целует Николая, тебя и всех твоих малолетних — он Николая порядочно тормошил. Теперь скоро будет за настоящим делом. 4-го числа ему минет 8 лет. После будем собираться
с ним в Москву.
Поразила меня кончина Марьи Яковлевны — за нею непременно дойдет и добрый мой директор. Когда будешь посвободнее, непременно навести за меня и
поцелуй с искренним участием… Не пережить старику Марьи Яковлевны…
Разумеется, если бы
с начала царствования Александра (почти уже 60 лет) действовали не одними неудовлетворительными постановлениями, а взглянувши настоящим образом на это дело
с финансовой стороны, хотя бы даже сделали налог самый легкий
с этой
целью, то о сю пору отвращены были бы многие затруднения и чуть ли не большая часть из крестьян была бы уже свободна
с землею.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот, уж
целый час дожидаемся, а все ты
с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни души! как будто бы вымерло все.
Краса и гордость русская, // Белели церкви Божии // По горкам, по холмам, // И
с ними в славе спорили // Дворянские дома. // Дома
с оранжереями, //
С китайскими беседками // И
с английскими парками; // На каждом флаг играл, // Играл-манил приветливо, // Гостеприимство русское // И ласку обещал. // Французу не привидится // Во сне, какие праздники, // Не день, не два — по месяцу // Мы задавали тут. // Свои индейки жирные, // Свои наливки сочные, // Свои актеры, музыка, // Прислуги —
целый полк!
— Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три // Есть дьякон… тоже
с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в воздухе // Час
целый откликается… // Такие жеребцы!..
Стародум(
с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу
целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться
с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили
с раската и утопили в реке
целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.