— Не стану, друг Оболенский,
передавать тебе впечатление, которое на меня произвел Глебов, это невыразимо жестоко: главное мне кажется, что он никак не хочет выйти из бездны, в которую погряз.
Вероятно, тебя видел Иван Федорович Иваницкий, медик, путешествовавший на судах Американской компании. Он тебя знает и обещал мне, при недавнем свидании здесь,
передать тебе мой привет. Всеми способами стараюсь тебя отыскивать, только извини, что сам не являюсь. Нет прогонов. Подождем железную дорогу. Когда она дойдет [до] Ялуторовска, то, вероятно, я по ней поеду. Аннушка тебя целует.
Неточные совпадения
Уже с поселения почаще буду всех навещать моими посланиями,
ты и Марья будете иметь свою очередь; прошу только не поскучать многоречием и большей частью пустословием моим. Между тем, по старой памяти, могу
тебе заметить, что
ты не знаешь внутренних происшествий.Поклон твой Митькову остается при
тебе по очень хорошей причине: я не могу
передать его в Красноярск, где он с 1836 года. Все здешние твои знакомые
тебя приветствуют…
Что мне сказать про себя? Черная печать твоего конверта вся
перед глазами. Конечно, неумолимое время наложило свою печать и на нее, [На нее — на М. И. Малиновскую, которая долго болела.] но покамест, как ни приготовлялся к этой вести, все-таки она поразила неожиданно. В другой раз поговорим больше — сегодня прощай. Обнимаю
тебя крепко. Да утешит
тебя бог!
Сейчас В. И. возвратился от всенощной и
передал эту новость, сообщаю ее вам, сам не знаю зачем. Поклонись Михеевне. Благодарю, что она заботится о запасах на зиму.
Ты тогда будешь хозяйничать. Твой И. П.
Вероятно, не удивило
тебя письмо Балакшина от 26 июня.
Ты все это
передал Николаю, который привык к проявлениям Маремьяны-старицы. [Прозвище Пущина за его заботы о всех нуждающихся в какой-либо помощи.] — Записку о Тизенгаузене можешь бросить, не делая никаких справок. Это тогдашние бредни нашего doyen d'âge, [Старшего годами, старшины (франц.).] от которых я не мог отделаться. Сын его сказал мне теперь, что означенный Тизенгаузен давно имеет другое место. Это дело можно почислить решенным.
До него должен быть у
тебя Фрейганг, бывший моим гостем по возвращении из Камчатки. Он же встретился дорогой с Арбузовым и
передал посланный
тобою привет. Арбузова провезли мимо Ялуторовска. — До того в феврале я виделся с H. H. Муравьевым, и он обнял меня за
тебя. Спасибо
тебе! Отныне впредь не будет таких промежутков в наших сношениях. Буду к
тебе писать просто с почтой, хотя это и запрещено мне, не знаю почему.
В одно и то же время, как
тебе, писал и Горбачевскому — до сих пор от него ни слуху ни духу. Видно, опять надобно будет ждать серебрянку, [Серебрянка — обоз с серебряной рудой из Нерчинска а Петербург.] чтоб получить от него весточку. Странно только то, что он при такой лени черкнуть слово всякий раз жалуется, что все его забыли и считает всех
перед ним виноватыми. Оригинал — да и только! — Распеки его при случае.
Ты должна делить со мной все мои ощущения — у меня все
перед глазами это поглощение 828 существ!
М. С. Пилецкому-Урбановичу, первому нашему инспектору в Линее,
передай мою благодарность за воспоминание обо мне… Я, верно, читал
тебе лицейскую песню, где и об нем упоминается между прочими...
Ужели я никогда не говорил
тебе о Семенове-бороде (таково было у нас во время оно прозвище Алексею Васильевичу, которого
ты встретила у старого его полкового командира, твоего дядюшки). Когда-нибудь мильон смешного
тебе передам о бороде.
Не знаю только, писал ли я
тебе, что
перед отъездом в Нижний, в Москве у Трубецкого встретился с молодым человеком.
Тебя еще раз обнимаю крепко. Павел Бобрищев-Пушкин делает то же.
Передаю перо директрисе.
Ты будешь рад увидеть ее почерк. Добрая женщина! это не новость для
тебя.
— Пожалуйста, не объясняй причины! Я не могу иначе! Мне очень совестно
перед тобой и перед ним. Но ему, я думаю, не будет большого горя уехать, а мне и моей жене его присутствие неприятно.
Татьяна, милая Татьяна! // С тобой теперь я слезы лью; // Ты в руки модного тирана // Уж отдала судьбу свою. // Погибнешь, милая; но прежде // Ты в ослепительной надежде // Блаженство темное зовешь, // Ты негу жизни узнаешь, // Ты пьешь волшебный яд желаний, // Тебя преследуют мечты: // Везде воображаешь ты // Приюты счастливых свиданий; // Везде, везде
перед тобой // Твой искуситель роковой.
Неточные совпадения
Довольны наши странники, // То рожью, то пшеницею, // То ячменем идут. // Пшеница их не радует: //
Ты тем
перед крестьянином, // Пшеница, провинилася, // Что кормишь
ты по выбору, // Зато не налюбуются // На рожь, что кормит всех.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились над
тобой, // Покамест
ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало
перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили
тебя!..»
Гляжу: могилка прибрана, // На деревянном крестике // Складная золоченая // Икона.
Перед ней // Я старца распростертого // Увидела. «Савельюшка! // Откуда
ты взялся?»
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой книгою // Стоял он
перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил
ты Демушку! // Будь проклят
ты… уйди!..»
— Куда
ты девал нашего батюшку? — завопило разозленное до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал
перед ним.