Неточные совпадения
Невольным образом в этом рассказе замешивается и собственная моя личность; прошу
не обращать на нее внимания. Придется, может быть, и об Лицее сказать словечко; вы это простите, как воспоминания, до сих пор живые! Одним словом, все сдаю вам, как вылилось на бумагу. [Сообщения И. И. Пущина о том, как он осуществлял
свое обещание Е. И. Якушкину, — в письмах к Н. Д. Пущиной и Е. И. Якушкину за 1858 г. № 225, 226, 228, 242 и др.]
Старик, с лишком восьмидесятилетний, хотел непременно сам представить
своих внучат, записанных, по его же просьбе, в число кандидатов Лицея, нового заведения, которое самым
своим названием поражало публику в России, —
не все тогда имели понятие о колоннадах и ротондах в афинских садах, где греческие философы научно беседовали с
своими учениками.
Мелкого нашего народу с каждым днем прибывало. Мы знакомились поближе друг с другом, знакомились и с роскошным нашим новосельем. Постоянных классов до официального открытия Лицея
не было, но некоторые профессора приходили заниматься с нами, предварительно испытывая силы каждого, и таким образом, знакомясь с нами, приучали нас, в
свою очередь, к себе.
Проявление
не совсем ободрительное для оратора, который, кончивши речь
свою, поклонился и еле живой возвратился на
свое место.
Сбросив парадную одежду, мы играли перед Лицеем в снежки при свете иллюминации и тем заключили
свой праздник,
не подозревая тогда в себе будущих столпов отечества, как величал нас Куницын, обращаясь в речи к нам.
Это объявление категорическое, которое, вероятно, было уже предварительно постановлено, но только
не оглашалось, сильно отуманило нас всех
своей неожиданностию.
[Весь дальнейший текст до конца абзаца («Роскошь помещения… плебеями»)
не был пропущен в печать в 1859 г.] Роскошь помещения и содержания, сравнительно с другими, даже с женскими заведениями, могла иметь связь с мыслью Александра, который, как говорили тогда, намерен был воспитать с нами
своих братьев, великих князей Николая и Михаила, почти наших сверстников по летам; но императрица Марья Федоровна воспротивилась этому, находя слишком демократическим и неприличным сближение сыновей
своих, особ царственных, с нами, плебеями.
Таким образом, мы скоро сжились, свыклись. Образовалась товарищеская семья; в этой семье —
свои кружки; в этих кружках начали обозначаться, больше или меньше, личности каждого; близко узнали мы друг друга, никогда
не разлучаясь; тут образовались связи на всю жизнь.
Сие наименование само по себе означает
не что иное, как надпись, и оно сохранило у греков
свое первоначальное значение…
Повторяю
свое мнение и рад говорить вечно, что легче найти квадратуру круга, нежели средство написать путешествие сообразно с истиною и скромностию,
не введя в замешательство себя самого или какого-нибудь другого честного человека» (переведено с немецкого; напечатано в «Вестнике Европы» за 1814 г., т. 78, № 22, ноябрь, отд.
Нельзя
не вспомнить сцены, когда Пушкин читал нам
своих Пирующих студентов.Он был в лазарете и пригласил нас прослушать эту пиэсу. После вечернего чая мы пошли к нему гурьбой с гувернером Чириковым.
Я, с
своей стороны, старался доказать ему, что Энгельгардт тут действовал отлично; он никак
не сознавал этого, все уверял меня, что Энгельгардт, защищая его, сам себя защищал.
Вот вам выдержки из хроники нашей юности. Удовольствуйтесь ими! Может быть, когда-нибудь появится целый ряд воспоминаний о лицейском своеобразном быте первого курса, с очерками личностей, которые потом заняли
свои места в общественной сфере; большая часть из них уже исчезла, но оставила отрадное памятование в сердцах
не одних
своих товарищей.
[Рассказ Пущина о
своем участии в Тайном обществе, о
своем взгляде на привлечение Пушкина к заговору
не мог появиться в 1859 г. в печати по цензурным условиям (все шесть абзацев: «Встреча моя с Пушкиным…» — «Конечно, болтовня», стр. (68–70).
Эта высокая цель жизни самой
своей таинственностию и начертанием новых обязанностей резко и глубоко проникла душу мою — я как будто вдруг получил особенное значение в собственных
своих глазах: стал внимательнее смотреть на жизнь во всех проявлениях буйной молодости, наблюдал за собою, как за частицей, хотя ничего
не значущей, но входящей в состав того целого, которое рано или поздно должно было иметь благотворное
свое действие.
Странное смешение в этом великолепном создании! Никогда
не переставал я любить его; знаю, что и он платил мне тем же чувством; но невольно, из дружбы к нему, желалось, чтобы он, наконец, настоящим образом взглянул на себя и понял
свое призвание. Видно, впрочем, что
не могло и
не должно было быть иначе; видно, нужна была и эта разработка, коловшая нам, слепым, глаза.
«Забудьте этот вздор, почтенный Сергей Львович! Вы знаете, что Александру многое можно простить: он окупает
свои шалости неотъемлемыми достоинствами, которых нельзя
не любить».
Я знал, что он иногда скорбел о
своих промахах, обличал их в близких наших откровенных беседах, но, видно,
не пришла еще пора кипучей его природе угомониться.
После первых наших обниманий пришел и Алексей, который, в
свою очередь, кинулся целовать Пушкина; он
не только знал и любил поэта, но и читал наизусть многие из его стихов.
Пушкин сам
не знал настоящим образом причины
своего удаления в деревню; [По цензурным соображениям весь дальнейший текст опубликован в 1859 г. либо с выкидками, либо в «исправленном» изложении редакции «Атенея».] он приписывал удаление из Одессы козням графа Воронцова из ревности;думал даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые его разговоры о религии.
Из дела видно, что Пушкин по назначенному маршруту, через Николаев, Елизаветград, Кременчуг, Чернигов и Витебск, отправился из Одессы 30 июля 1824 года, дав подписку нигде
не останавливаться на пути по
своему произволу и, по прибытии в Псков, явиться к гражданскому губернатору.
Хвалил
своих соседей в Тригорском, [Соседи в Тригорском — семья П. А. Осиповой.] хотел даже везти меня к ним, но я отговорился тем, что приехал на такое короткое время, что
не успею и на него самого наглядеться.
Мне ничего больше
не нужно было — я, в
свою очередь, моргнул ему, и все было понятно без всяких слов.
Но, занятый хлопотами по устройству на поселении вместе с Оболенским и
не в Туринске, куда его назначили, он вряд ли имел время разбираться в
своих бумагах и вести переговоры с Ершовым.
Другим лучше меня, далекого, известны гнусные обстоятельства, породившие дуэль; с
своей стороны скажу только, что я
не мог без особенного отвращения об них слышать — меня возмущали лица, действовавшие и подозреваемые в участии по этому гадкому делу, подсекшему существование величайшего из поэтов.
Пушкин при всей
своей восприимчивости никак
не нашел бы там материалов, которыми он пользовался на поприще общественной жизни. Может быть, и самый резкий перелом в существовании, который далеко
не все могут выдержать, пагубно отозвался бы на его своеобразном, чтобы
не сказать капризном, существе.
Черевин, бедный, все еще нехорош — ждет денег от Семенова, а тот до сих пор ни слова к нему
не пишет… N-ские очень милы в
своем роде, мы иногда собираемся и вспоминаем старину при звуках гитары с волшебным пением Яковлева, который все-таки
не умеет себя представить.
Вот тебе, любезный Володя, все, что можно сказать в тесных пределах письма. Молю бога, чтоб ты, кончивши благополучно поручение
свое, порадовал скорее меня
своим приездом. Сколько нам нужно будет потолковать! Беседа твоя усладит меня.
Не знаю, что ты думаешь?
Не знаю, что ты предпримешь?
Последнее наше свидание в Пелле было так скоро и бестолково, что я
не успел выйти из ужасной борьбы, которая во мне происходила от радости вас видеть
не в крепости и горести расстаться, может быть, навек. Я думаю, вы заметили, что я был очень смешон, хотя и жалок. — Хорошо, впрочем, что так удалось свидеться. Якушкин мне говорил, что он видел в Ярославле семью
свою в продолжение 17 часов и также все-таки
не успел половины сказать и спросить.
Я прошу поцеловать ручку у батюшки и матушки. Если провидению
не угодно, чтоб мы здесь увиделись, в чем, впрочем, я
не отчаиваюсь, то будем надеяться, что бог, по милосердию
своему, соединит нас там, где
не будет разлуки. Истинно божеская религия та, которая из надежды сделала добродетель. Обнимите всех добрых друзей.
Между тем как нас правительство
не хочет предать каждого
своей судьбе и с некоторыми почестями пред другими несчастными (как их здесь довольно справедливо называют) кажется намерено сделать более несчастными.
Подвиг жен воспел Н. А. Некрасов в
своей знаменитой поэме «Декабристки» («Русские женщины»)] Признаюсь, что я
не беру на себя говорить об этом, а еще более судить; будет, что богу угодно.
Мы почти всякую ночь ночевали часов шесть, купили
свои повозки, ели превосходную уху из стерлядей или осетрины, которые здесь ничего
не стоят, — словом сказать, на пятьдесят коп. мы жили и будем жить весьма роскошно. Говядина от 2 до 5 коп. фунт, хлеб превосходный и на грош два дня будешь сыт.
Он просит сказать доброму
своему Егору Антоновичу, что он совершенно ожил, читая незабвенные для него строки, которыми так неожиданно порадован был 10 сего месяца. Вы узнаете, что верный вам прежний Jeannot [Иванушка — семейное и лицейское прозвище Пущина.] все тот же; что он
не охлажден тюрьмою, с тою же живостью чувствует, как и прежде, и сердцем отдохнул при мысли, что добрый его старый директор с высот Уральских отыскивал отдаленное его жилище и думу о нем думал.
Бога ради
не принуждайте себя; прекратить этой работы вы, верно,
не согласитесь — братец ваш и
не смеет этого просить, но убеждает вас
не торопиться для него со вредом для ваших глаз, которых сохранение ему дороже
своих собственных.
Евгений
не умеет довольно изъяснить вам признательность за доброе ваше в нем участие; он братскими чувствами вам за это платит, — к сожалению, ничем другим
не может доказывать вам
своей благодарности душевной.
— Откровенно признается вам, что
не так легко приводить в исполнение это правило, но тем
не менее находит в себе силы переносить настоящее
свое положение и надеется и впредь
не ослабеть духом.
Вы там
не так свободны, как я свободен в
своей тюрьме.
Уже с поселения почаще буду всех навещать моими посланиями, ты и Марья будете иметь
свою очередь; прошу только
не поскучать многоречием и большей частью пустословием моим. Между тем, по старой памяти, могу тебе заметить, что ты
не знаешь внутренних происшествий.Поклон твой Митькову остается при тебе по очень хорошей причине: я
не могу передать его в Красноярск, где он с 1836 года. Все здешние твои знакомые тебя приветствуют…
Поехал дальше. Давыдовых перегнал близ Нижне-удинска, в Красноярске
не дождался. Они с детьми медленно ехали, а я, несмотря на грязь, дождь и снег иногда, все подвигался на тряской
своей колеснице. Митьков, живший
своим домом, хозяином совершенным — все по часам и все в порядке. Кормил нас обедом — все время мы были почти неразлучны, я останавливался у Спиридова, он еще
не совсем устроился, но надеется, что ему в Красноярске будет хорошо. В беседах наших мы все возвращались к прошедшему…
В Омске дружеское свидание со Степаном Михайловичем. После ужасной, бесконечной разлуки
не было конца разговорам, — он теперь занимает хорошее место, но трудно ему, бедному, бороться со злом, которого, на земле очень, очень много. Непременно просил дружески обнять тебя: он почти
не переменился, та же спокойная, веселая наружность; кой-где проглядывает белый волос, но вид еще молод. Жалуется на прежние
свои недуги, а я его уверяю, что он совершенно здоров. Трудится сколько может и чрезвычайно полезен.
Приехавши ночью, я
не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие молодой
своей жены…
Не знаю, испытываешь ли ты то, что во мне происходит; только я до сих пор
не могу привести мыслей
своих в порядок.
…Существование мое здесь
не представляет ничего любопытного — все время как-то нездоровится, и оттого недоволен
своим расположением духа.
Прискорбно слышать, что вы нездоровы, — в утешение могу только сказать, что я сам с приезда сюда никак
не могу войти в прежнюю
свою колею: ужасное волнение при прежнем моем биении сердца
не дает мне покоя; я мрачен, как никогда
не бывал, несносен и себе и другим.
Вообще я недоволен переходом в Западную Сибирь,
не имел права отказать родным в желании поселить меня поближе, но под Иркутском мне было бы лучше. Город наш в совершенной глуши и имеет какой-то
свой отпечаток безжизненности. Я всякий день брожу по пустым улицам, где иногда
не встретишь человеческого лица. Женский пол здесь обижен природой, все необыкновенно уродливы.
Извините меня, что я
не уведомил вас в
свое время о получении Тьера — мне совестно было Тулинова заставить писать, и казалось,
не знаю почему, что вы должны быть уверены в исправной доставке книг.
Когда-нибудь я вам расскажу забавный случай по случаю слова рыба(название нашей карты с Якушкиным), которое было в моем письме, — рыбу мою требовали в Тобольск и вместе с нею возвратили мне письмо мое к Якушкину с замечанием
не употреблять двусмысленных выражений, наводящих сомнение
своею таинственностию, в письмах, если хочу, чтоб они доходили по адресам.
С лишним месяц, как я переселился к Ивашеву, — хозяева мои необыкновенно добры ко мне, сколько возможно успокаивают меня; я совершенно без забот насчет житейских ежедневных нужд, но все
не в
своей тарелке; занятия
не приходят в порядок; задумываюсь без мысли и
не могу поймать прежнего моего веселого расположения духа.
Душевно рад, любезный друг, что ты живешь деятельно и находишь утешительные минуты в твоем существовании, но признаюсь, что мне
не хотелось, чтоб ты зарылся в
своей Етанце. Кто тебе мешает пристроить семью, о которой постоянно имел попечение, и перейти к Трубецким, где твое присутствие будет полезно и приятно…