Неточные совпадения
Невольным образом в этом рассказе замешивается и собственная моя личность; прошу
не обращать на нее внимания. Придется,
может быть, и об Лицее сказать словечко; вы это простите, как воспоминания, до сих пор живые! Одним словом, все сдаю вам, как вылилось на бумагу. [Сообщения И. И. Пущина о том, как он осуществлял свое обещание Е. И. Якушкину, — в письмах к Н. Д. Пущиной и Е. И. Якушкину за 1858 г. № 225, 226, 228, 242 и др.]
[Весь дальнейший текст до конца абзаца («Роскошь помещения… плебеями»)
не был пропущен в печать в 1859 г.] Роскошь помещения и содержания, сравнительно с другими, даже с женскими заведениями,
могла иметь связь с мыслью Александра, который, как говорили тогда, намерен
был воспитать с нами своих братьев, великих князей Николая и Михаила, почти наших сверстников по летам; но императрица Марья Федоровна воспротивилась этому, находя слишком демократическим и неприличным сближение сыновей своих, особ царственных, с нами, плебеями.
Наши стихи вообще
не клеились, а Пушкин мигом прочел два четырехстишия, которые всех нас восхитили. Жаль, что
не могу припомнить этого первого поэтического его лепета. Кошанский взял рукопись к себе. Это
было чуть ли
не в 811-м году, и никак
не позже первых месяцев 12-го. Упоминаю об этом потому, что ни Бартенев, ни Анненков ничего об этом
не упоминают. [П. И. Бартенев — в статьях о Пушкине-лицеисте («Моск. ведом.», 1854). П. В. Анненков — в комментариях к Сочинениям Пушкина. Стих. «Роза» — 1815 г.]
Вообще это пустое событие (которым, разумеется, нельзя
было похвастать) наделало тогда много шуму и огорчило наших родных, благодаря премудрому распоряжению начальства. Все
могло окончиться домашним порядком, если бы Гауеншильд и инспектор Фролов
не задумали формальным образом донести министру.
[Весь следующий абзац и часть второго («
Было еще другого рода… верховая езда»)
не могли появиться в 1859 г. в печати по цензурным условиям; выброшены
были также куплеты о Левашове.]
Вот вам выдержки из хроники нашей юности. Удовольствуйтесь ими!
Может быть, когда-нибудь появится целый ряд воспоминаний о лицейском своеобразном быте первого курса, с очерками личностей, которые потом заняли свои места в общественной сфере; большая часть из них уже исчезла, но оставила отрадное памятование в сердцах
не одних своих товарищей.
Илличевскогостихов
не могу припомнить; знаю только, что они все кончались рифмой на Пущин. Это
было очень оригинально. [Стих. Илличевского
не обнаружено.]
Не знаю, к счастию ли его, или несчастию, он
не был тогда в Петербурге, а то
не ручаюсь, что в первых порывах, по исключительной дружбе моей к нему, я,
может быть, увлек бы его с собою.
Впоследствии, когда думалось мне исполнить эту мысль, я уже
не решался вверить ему тайну,
не мне одному принадлежавшую, где малейшая неосторожность
могла быть пагубна всему делу.
Нечего и говорить уже о разных его выходках, которые везде повторялись; например, однажды в Царском Селе Захаржевского медвежонок сорвался с цепи от столба, [После этого автором густо зачеркнуто в рукописи несколько слов.] на котором устроена
была его будка, и побежал в сад, где
мог встретиться глаз на глаз, в темной аллее, с императором, если бы на этот раз
не встрепенулся его маленький шарло и
не предостерег бы от этой опасной встречи.
Странное смешение в этом великолепном создании! Никогда
не переставал я любить его; знаю, что и он платил мне тем же чувством; но невольно, из дружбы к нему, желалось, чтобы он, наконец, настоящим образом взглянул на себя и понял свое призвание. Видно, впрочем, что
не могло и
не должно
было быть иначе; видно, нужна
была и эта разработка, коловшая нам, слепым, глаза.
Не заключайте, пожалуйста, из этого ворчанья, чтобы я когда-нибудь
был спартанцем, каким-нибудь Катоном, — далеко от всего этого: всегда шалил, дурил и кутил с добрым товарищем. Пушкин сам увековечил это стихами ко мне; но при всей моей готовности к разгулу с ним хотелось, чтобы он
не переступал некоторых границ и
не профанировал себя, если можно так выразиться, сближением с людьми, которые, по их положению в свете,
могли волею и неволею набрасывать на него некоторого рода тень.
Мне и на этот раз легко
было без большого обмана доказать ему, что это совсем
не собрание общества, им отыскиваемого, что он
может спросить Маслова и что я сам тут совершенно неожиданно.
Спрашиваю смотрителя: «Какой это Пушкин?» Мне и в мысль
не приходило, что это
может быть Александр.
В Могилеве, на станции, встречаю фельдъегеря, разумеется, тотчас спрашиваю его:
не знает ли он чего-нибудь о Пушкине. Он ничего
не мог сообщить мне об нем, а рассказал только, что за несколько дней до его выезда сгорел в Царском Селе Лицей, остались одни стены и воспитанников поместили во флигеле. [Пожар в здании Лицея
был 12 мая.] Все это вместе заставило меня нетерпеливо желать скорей добраться до столицы.
Может быть, ты и прав, что мне
не доверяешь.
Я
не мог познакомиться с местностию Михайловского, так живо им воспетой: она тогда
была закутана снегом.
Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности, я
не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнанье. Увы! я
не мог даже пожать руку той женщине, которая так радостно спешила утешить меня воспоминанием друга; но она поняла мое чувство без всякого внешнего проявления, нужного,
может быть, другим людям и при других обстоятельствах; а Пушкину, верно, тогда
не раз икнулось.
И он и Ершов
не могли осенью 1841 г. забыть, что в майской книге «Современника» за тот же год
были напечатаны два посвященные Пущину стихотворения Пушкина: «Современник» получался декабристами в разных местах сибирского поселения.
А Пущин
не писал бы в сентябре 1841 г., что стихотворения, опубликованные в мае, нигде
не напечатаны: майский номер «Современника»
мог быть уже в сентябре в Сибири, а тем более в ноябре.]
Проходили годы; ничем отрадным
не навевало в нашу даль — там,на нашем западе, все шло тем же тяжелым ходом. Мы, грешные люди, стояли как поверстные столбы на большой дороге: иные путники,
может быть, иногда и взглядывали, но продолжали путь тем же шагом и в том же направлении…
Пушкин при всей своей восприимчивости никак
не нашел бы там материалов, которыми он пользовался на поприще общественной жизни.
Может быть, и самый резкий перелом в существовании, который далеко
не все
могут выдержать, пагубно отозвался бы на его своеобразном, чтобы
не сказать капризном, существе.
В Москве я почти ни с кем
не знаком, да вряд ли много и познакомлюсь. Приятно
было по службе встретить некоторых людей благородных — вообще приемом начальства я
не могу довольно нахвалиться.
Вы
не можете себе представить, с каким затруднением я наполняю эти страницы в виду спящего фельдъегеря в каком-нибудь чулане. Он мне обещает через несколько времени побывать у батюшки, прошу, чтобы это осталось тайною, он видел Михаила два раза, расспросите его об нем.
Не знаю, где вообразить себе Николая, умел ли он что-нибудь сделать. Я
не делаю вопросов, ибо на это нет ни места, ни времени. Из Шлиссельбургане
было возможности никак следить, ибо солдаты в ужасной строгости и почти
не сходят с острова.
Последнее наше свидание в Пелле
было так скоро и бестолково, что я
не успел выйти из ужасной борьбы, которая во мне происходила от радости вас видеть
не в крепости и горести расстаться,
может быть, навек. Я думаю, вы заметили, что я
был очень смешон, хотя и жалок. — Хорошо, впрочем, что так удалось свидеться. Якушкин мне говорил, что он видел в Ярославле семью свою в продолжение 17 часов и также все-таки
не успел половины сказать и спросить.
Может быть, оно
не верно, но по крайней мере, как говорят, мы все
будем в местечке Читинская(найдите на карте — это между Иркутском и Нерчинском).
В Шлиссельбурге я ужасно сдружился с Николаем Бестужевым, который сидел подле меня, и мы дошли до такого совершенства, что
могли говорить через стену знаками и так скоро, что для наших бесед
не нужно
было лучшего языка.
Об себе я ничего особенного
не имею вам сказать,
могу только смело вас уверить, что, каково бы ни
было мое положение, я
буду уметь его твердо переносить и всегда найду в себе такие утешения, которых никакая человеческая сила
не в состоянии меня лишить.
Может быть, это мечта, но мечта для меня утешительная сладостная. Объяснений между нами
не нужно: я пойму, если вы пришлете мне какую-нибудь книгу и скажете в письме, что она вам нравится, — тогда я прямо за перо с некоторыми добрыми друзьями и спечем вам пирог. Но — увы! — когда еще этот листок до вас долетит и когда получу ответ? Мильон верст!
Смерть Саврасова его поразила; в душе пожелал ему светлой вечности и сказал с вами: ему теперь легче.
Не стало одного доброго товарища, который кому-нибудь
мог быть полезен, а он жив и здоров. Как это все понять?
В этом случае я ужасный эгоист, но вы,
может быть, также заметите, что это чувство при некоторых обстоятельствах
не позволяет мне перейти должных границ.
Уже с поселения почаще
буду всех навещать моими посланиями, ты и Марья
будете иметь свою очередь; прошу только
не поскучать многоречием и большей частью пустословием моим. Между тем, по старой памяти,
могу тебе заметить, что ты
не знаешь внутренних происшествий.Поклон твой Митькову остается при тебе по очень хорошей причине: я
не могу передать его в Красноярск, где он с 1836 года. Все здешние твои знакомые тебя приветствуют…
Эта мысль,
может быть, вам
не понравится; но вы со мной согласитесь, что, живши там, можно иногда
быть и в Каменке, а в том краю несравненно более средств к воспитанию детей.
Грустно подумать, что мы расстались до неизвестного времени; твоя деревня, как говорится, мне шибко
не нравится;
не смею предлагать тебе Туринска, где,
может быть, тоже тоска, но лучше бы вместе доживать век. По крайней мере устройся так, чтобы
быть с Трубецкими: они душевно этого желают. Ребиндер хотел на этот счет поговорить с твоей сестрой — пожалуйста,
не упрямься.
Все-таки советуй ему как-нибудь перебраться к Муханову, его присутствие в Кабанском нисколько
не прибавляет возможности уплатить долг:
может быть, Муханов найдет средство его удовлетворить.
Вчера вечером поздно возвратился домой,
не успел сказать тебе, любезный друг, слова.
Был у преосвященного, он обещал освободить Иакинфа, но
не наверное. — Просидел у Юшневских вечер. Днем сделал покупку, казанскую телегу за 125 рублей — кажется, она довезет меня благополучно с моим хламом.
Может быть, можно бы и дешевле приискать колесницу, но тоска ходить — все внимание обращено на карман, приходящий в пустоту.
Забыл
было сказать тебе адрес Розена: близ Ревеля мыза Ментак.К нему еще
не писал. В беспорядке поговорил только со всеми родными поодиночке и точно
не могу еще прийти в должный порядок. Столько впечатлений в последний месяц, что нет возможности успокоиться душою. Сейчас писал к Annette и поговорил ей о тебе; решись к ней написать, ты ее порадуешь истинно.
В Омске дружеское свидание со Степаном Михайловичем. После ужасной, бесконечной разлуки
не было конца разговорам, — он теперь занимает хорошее место, но трудно ему, бедному, бороться со злом, которого, на земле очень, очень много. Непременно просил дружески обнять тебя: он почти
не переменился, та же спокойная, веселая наружность; кой-где проглядывает белый волос, но вид еще молод. Жалуется на прежние свои недуги, а я его уверяю, что он совершенно здоров. Трудится сколько
может и чрезвычайно полезен.
Ты
можешь себе представить, что я покамест и
не думаю искать перемены, как прежде
не искал
быть здесь.
С Трубецкими я разлучился в грустную для них минуту: накануне отъезда из Иркутска похоронили их малютку Володю. Бедная Катерина Ивановна в первый раз испытала горе потерять ребенка: с христианским благоразумием покорилась неотвратимой судьбе. Верно, они вам уже писали из Оёка, где прозимуют без сомнения, хотя,
может быть, и выйдет им новое назначение в здешние края. Сестра мне пишет, что Потемкиной обещано поместить их в Тобольск.
Не понимаю, почему это
не вышло в одно время с моим назначением.
Подумай о том, что я тебе говорю, и действуй через твоих родных, если
не найдешь в себе какого-нибудь препятствия и если желания наши, равносильные,
могут быть согласованы, как я надеюсь.
Второе твое письмо получил я у них, за два дня до кончины незабвенной подруги нашего изгнания. Извини, что тотчас тебе
не отвечал — право,
не соберу мыслей, и теперь еще в разброде, как ты
можешь заметить. Одно время должно все излечивать —
будем когда-нибудь и здоровы и спокойны.
Ожидаю весны —
может быть, воздух излечит меня, теперь никуда
не гожусь.
Странный человек Кучевский — ужели он в самом деле
не будет тебе отвечать, как бывало говаривал? Мне жаль, что я его
не навестил, когда
был в Иркутске: подробно бы тебя уведомил об его бытье; верно, он хорошо устроился. Борисовы сильно меня тревожат: ожидаю от Малиновского известия о их сестрах; для бедного Петра
было бы счастие, если бы они
могли к ним приехать. Что наш сосед Андреевич? Поговори мне об нем — тоже ужасное положение.
Жалею, что мы
не вместе с ним поселены:
может быть, это
было бы лучше…
Предполагаемое упорство в мнениях Вадковского
может быть для него к лучшему — в Иркутске ему жизнь предстоит приятнее, но этот способ отказывать меня удивляет, почему он упорствует больше другого. Я думаю, онисами
не знают?
Не извиняюсь, что преследую вас разного рода поручениями; вы сами виноваты, что я без зазрения совести задаю вам хлопоты.
Может быть, можно
будет вам через тезку Якушкина избавить этого человека от всяких посторонних расходов. Словом сказать, сделать все, что придумаете лучшим; совершенно на вас полагаюсь и уверен, что дело Кудашева в хороших руках.
Скажи Павлу Сергеевичу, что я сегодня
не могу ответить на его письмо с Степаном Яковлевичем. Впрочем, я к нему писал в прошедшую субботу с Погодаевым — мое письмо
было как бы ответом на то, которое теперь получил от него. С Погодаевым я послал для Натальи Дмитриевны облатки, в переплете «Наль и Дамаянти» и газеты Петру Николаевичу от Матвея.
Фонвизин уведомил меня, что
не будет отказа, и ужасно приглашает побывать у них, — я с удовольствием туда отправлюсь,
может быть, Дьяков, тамошний хваленый доктор, что-нибудь хорошего со мной сделает, во всяком случае
будет маленькое развлечение от туринской хандры, которая как-то поселилась во мне с здешним воздухом и делает меня равнодушным ко всем прелестям города.
Ты невольно спрашиваешь, что
будет с этими малютками?
Не могу думать, чтобы их с бабушкой
не отдали родным, и надеюсь, что это позволение
не замедлит прийти. Кажется, дело просто, и
не нужно никаких доказательств, чтобы понять его в настоящем смысле.
Не умею тебе сказать, как мне трудно говорить всем об этом печальном происшествии…