Неточные совпадения
Между тем, когда я достоверно узнал, что и Пушкин вступает в Лицей, то
на другой же
день отправился к нему как к ближайшему соседу.
На днях получил доброе письмо ваше от 8-го генваря, почтенный, дорогой мой
друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и как будто перенесло к вам, где бывал так счастлив. Спасибо вам за подробный отчет о вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех благодарю.
В
день воспоминаний лицейских я получил письмо твое от 8 апреля, любезный
друг Малиновский; ты, верно, не забыл 9 июня [9 июня —
день окончания выпускных экзаменов для лицеистов 1-го выпуска, в 1817 г.] и, глядя
на чугунное кольцо, которому минуло 21 год, мысленно соединился со всеми товарищами,
друзьями нашей юности.
Вчера вечером поздно возвратился домой, не успел сказать тебе, любезный
друг, слова. Был у преосвященного, он обещал освободить Иакинфа, но не наверное. — Просидел у Юшневских вечер.
Днем сделал покупку, казанскую телегу за 125 рублей — кажется, она довезет меня благополучно с моим хламом. Может быть, можно бы и дешевле приискать колесницу, но тоска ходить — все внимание обращено
на карман, приходящий в пустоту.
Официальные мои письма все, кажется, к вам ходят через Петербург — с будущей почтой буду отвечать Сергею Григорьевичу,
на днях получил его листок от 25 — го числа [Много писем С. Г. Волконского к Пущину за 1840–1843, 1855 гг., характеризующих их взаимную сердечную дружбу и глубокое, искреннее уважение — в РО (ф. 243 и Фв. III, 35), в ЦГИА (ф. 279, оп. I, № 254 и 255), за 1842, 1854 и 1857 гг. напечатаны в сборниках о декабристах.] — он в один
день с вами писал, только
другой дорогой.
Опять из Туринска приветствую тебя, любезный, милый
друг Евгений. Опять горестная весть отсюда: я не застал Ивашева. Он скоропостижно умер 27 декабря вечером и похоронен в тот самый
день, когда в прошлом году
на наших руках скончалась Камилла Петровна. В Тобольске это известие меня не застало: письмо Басаргина, где он просил меня возвратиться скорее, пришло два
дни после моего отъезда. В Ялуторовске дошла до меня эта печальная истина — я тотчас в сани и сюда…
На днях сюда приехал акушер Пономарев для прекращения язвы, которая давно кончилась. В этих случаях, как и во многих
других, правительство действует по пословице: лучше поздно, чем никогда…
На этих
днях, почтенный
друг Егор Антонович, получил я ваши листки от 17 января, мне их привез черномазый мой племянник, которого я распек за то, что он с вами не повидался в Петербурге.
На всякий случай начинаю беседу с вами, когда-нибудь найдется возможность переслать болтовню.
[
На следствии растерявшийся Кюхельбекер говорил о Пущине в духе, отягчавшем вину его товарища и
друга (см. «
Дела» Кюхельбекера и Пущина — «Восстание декабристов», т. II, 1926).
Как нарочно, случился сегодня почтовый
день; надобно присесть к маленьким листикам — будет всего три: один
на запад,
другие два
на восток — в Иркутск; около него также рассеяна большая колония наших.
На этих
днях я получил листок от Ивана Дмитриевича (с ялуторовскими
друзьями я в еженедельной переписке). Он меня порадовал вашим верным воспоминанием, добрая Надежда Николаевна. Вы от него будете знать об дальнейших моих похождениях. Надобно только благодарить вас за ваше участие: будем надеяться, что вперед все пойдет хорошо; здесь я починил инвалидную мою ногу и дорогой буду брать все предосторожности.
На этих
днях я посещу некоторые окрестности — крайний пункт с одной стороны Олонки, а с
другой — Тугутуй…
Обнимаю вас, добрый
друг. Передайте прилагаемое письмо Созоновичам. Барон [Барон — В. И. Штейнгейль.] уже в Тобольске — писал в
день выезда в Тары. Спасибо племяннику-ревизору, [Не племянник, а двоюродный брат декабриста И. А. Анненкова, сенатор H. Н. Анненков, приезжавший в Сибирь
на ревизию.] что он устроил это
дело. — 'Приветствуйте ваших хозяев — лучших людей. Вся наша артель вас обнимает.
Скоро опять к вам будет
другой малолетний, Евгений Якушкин, — он тоже привезет грамотку, которую
на днях пошлю ему в Тобольск, где он теперь ревизует межевую часть. Может быть, по времени и отца его увидите.
Завтра Сергиев
день, у нас ярмарка, меня беспрестанно тормошат — думают, что непременно должно быть много денег, а оных-то и нет! Эти частые напоминания наводят туман, который мешает мыслям свободно ложиться
на бумагу. Глупая вещь — эти деньги; особенно когда хотелось бы ими поделиться и с
другими, тогда еще больше чувствуешь неудобство от недостатка в этой глупой вещи. Бодливой корове бог не дал рог. И сам уж запутался.
Давно не было от тебя, любезный
друг Николай, весточки прямой — и жена твоя что-то молчит. Я понимаю, что
на вас всех, как
на меня, действуют современные
дела. Они неимоверно тяготят — как-то не видишь деятеля при громадных усилиях народа. Эти силы, без двигателя, только затруднение во всех отношениях.
Сегодня откликаю тебе, любезный
друг Николай,
на твой листок от 2 марта, который привез мне 22-го числа Зиночкин жених. Он пробыл с нами 12 часов: это много для курьера и жениха, но мало для нас, которые
на лету ловили добрых людей. Странное
дело — ты до сих пор ни слова не говоришь
на письма с Кобелевой…
Ты говоришь: верую, что будет мир, а я сейчас слышал, что проскакал курьер с этим известием в Иркутск. Должно быть, верно, потому что это сказал почтмейстер Николаю Яковлевичу. Будет ли мир прочен — это
другой вопрос, но все-таки хорошо, что будет отдых. Нельзя же нести
на плечах народа, который ни в чем не имеет голоса, всю Европу. Толчок дан поделом — я совершенно с тобой согласен. Пора понять, что есть
дело дома и что не нужно быть полицией в Европе.
…Спасибо большое за весточку о плачевном
деле. Хорошо, что Неленька перестанет адвокатствовать,что не совсем иногда удобно. Но что же дальше! Все очень плохо, и кажется, нет исхода! Вот тут такой fatum, [Рок, судьба (лат.).] что и ты,
друг сердечный, не разгадаешь. Однако, пожалуйста, повидай Неленьку — и взгляни
на простоту M. H. Прежде она этим не отличалась. Мрачно об ней иногда думается. Нелегко ей в этой драме…
Будь уверена, что я не выскажусь Марье, не потому, чтоб я был мастер в этом отношении, как ты говоришь, но потому, что это заветное
дело сердечное недоступно для
других. Это как будто какой-то тайник отрадный, боящийся чужого дыхания. До сих пор он только Киту доступен. Опять
на то возвращаюсь, хотя сказал, что не буду писать об этом…
Пожалуйста, разбери все это хорошенько, поставь себя
на наше место, и, верно, ты согласишься, что
другого исхода этому заветному
делу [нет].
Не можешь ли ты, любезный
друг Николай, повидаться с Вяземским и взять у него мой портфель, если он его не прислал в дом. Он хотел отыскать его
на даче своей у Лесного института и тотчас доставить. Обработай это
дело и перешли мне портфель сюда. Случаи бывают частые…
Добрый
друг Сергей Петрович, сего
дня отвечаю вам
на два ваших письма от 28 июня и 2 июля… Сего 6-го числа мы приехали в Марьино. Доктора посоветовали мне
на время оставить микстуры, капли и пр. и пр… и ехать дышать здешним деревенским воздухом…
В воскресенье получил я, любезный
друг Николай, твои листки от 16-го числа. Пожалуйста, никогда не извиняйся, что не писал. Ты человек занятый и общественными и частными
делами, то есть своими, — следовательно, время у тебя
на счету. Вот я, например, ровно ничего не делаю и тут не успеваю с моей перепиской. Впрочем,
на это свои причины и все одни и те же. Продолжается немощное мое положение. Марьино с самого нашего приезда без солнца, все дожди и сырость. Разлюбило меня солнышко, а его-то я и ищу!..
На днях я просил Eudoxie сказать тебе, любезный
друг Николай, что я в Нижнем не раз склонял и склоняю твое имя с Далем и Шумахером…
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее
дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев
на землях и у того и у
другого.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или
на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого
дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь:
дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что,
друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков
на чай.
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев
день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком
на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук
друг к
другу, разинутыми ртами и выпученными
друг на друга глазами.