Неточные совпадения
Жизнь
наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на
нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во
время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными и знакомыми — усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита.
Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чулком в руках. Мы полюбовались работами, побалагурили и возвратились восвояси. Настало
время обеда. Алексей хлопнул пробкой, начались тосты за Русь, за Лицей, за отсутствующих друзей и за нее. [За нее — за революцию.] Незаметно полетела в потолок и другая пробка; попотчевали искрометным няню, а всех других — хозяйской наливкой. Все домашнее население несколько развеселилось; кругом нас стало пошумнее, праздновали
наше свидание.
— Вы видели внутреннюю мою борьбу всякий раз, когда, сознавая его податливую готовность, приходила мне мысль принять его в члены Тайного
нашего общества; видели, что почти уже на волоске висела его участь в то
время, когда я случайно встретился с его отцом.
— Много успел со
времени разлуки
нашей передумать об этих днях, — вижу беспристрастно все происшедшее, чувствую в глубине сердца многое дурное, худое, которое не могу себе простить, но какая-то необыкновенная сила покорила, увлекала меня и заглушала обыкновенную мою рассудительность, так что едва ли какое-нибудь сомнение — весьма естественное — приходило на мысль и отклоняло от участия в действии, которое даже я не взял на себя труда совершенно узнать, не только по важности его обдумать.
Трудно и почти невозможно (по крайней мере я не берусь) дать вам отчет на сем листке во всем том, что происходило со мной со
времени нашей разлуки — о 14-м числе надобно бы много говорить, но теперь не место, не
время, и потому я хочу только, чтобы дошел до вас листок, который, верно, вы увидите с удовольствием; он скажет вам, как я признателен вам за участие, которое вы оказывали бедным сестрам моим после моего несчастия, — всякая весть о посещениях ваших к ним была мне в заключение истинным утешением и новым доказательством дружбы вашей, в которой я, впрочем, столько уже уверен, сколько в собственной нескончаемой привязанности моей к вам.
Верно, мысли
наши встретились на разных точках Сибири; некоторые воспоминания не стареют, а укрепляются
временем.
Поехал дальше. Давыдовых перегнал близ Нижне-удинска, в Красноярске не дождался. Они с детьми медленно ехали, а я, несмотря на грязь, дождь и снег иногда, все подвигался на тряской своей колеснице. Митьков, живший своим домом, хозяином совершенным — все по часам и все в порядке. Кормил нас обедом — все
время мы были почти неразлучны, я останавливался у Спиридова, он еще не совсем устроился, но надеется, что ему в Красноярске будет хорошо. В беседах
наших мы все возвращались к прошедшему…
Второе твое письмо получил я у них, за два дня до кончины незабвенной подруги
нашего изгнания. Извини, что тотчас тебе не отвечал — право, не соберу мыслей, и теперь еще в разброде, как ты можешь заметить. Одно
время должно все излечивать — будем когда-нибудь и здоровы и спокойны.
Сообщенные вами новости оживили
наше здешнее неведение о всем, что делается на белом свете, — только не думаю, чтобы Чернышева послали в Лондон, а туда давно назначаю Ал. Орлова, знаменитого дипломата новейших
времен. Назначение Бибикова вероятно, если Канкрин ослеп совершенно.
У нас теперь жаркое
время, большею частью дождливое; однако это не мешает мне по вечерам в прохладные часы ходить по окрестностям
нашего городка.
Мы надеялись, что
наших поляков настигнут свадебные милости, но, к сожалению, на этот раз им ничего нет. Товарищи их из юнкерской школы возвращены на родину, а
нашим, видно, еще не пришло
время…
…Бобрищев-Пушкин обещает, что вы в свое
время пришлете мне стихи Ершова на отъезд
наших барышень…
…Не стану вам повторять о недавней
нашей семейной потере, но тяжело мне привыкать к уверенности, что нет матушки на этом свете. Последнее
время она была гораздо лучше прежнего; только что немного отдохнула от этой сердечной заботы, как богу угодно было кончить ее земное существование…
Горько слышать, что
наше 19 октября пустеет: видно, и чугунное кольцо истирается
временем. Трудная задача так устроить, чтоб оно не имело влияние на здешнее хорошее. Досадно мне на
наших звездоносцев; кажется, можно бы сбросить эти пустые регалии и явиться запросто в свой прежний круг. [Имеются в виду лицеисты 1-го выпуска, получившие по своей чиновничьей службе большие ордена.]
Малютка
наша Аннушка мешает иногда
нашим занятиям, но приятно и с ней повозиться. Ей скоро три года. Понятливая, не глупая девочка. Со
временем, если бог даст ей и нам здоровья, возня с ней будет еще разнообразнее и занимательнее.
Все
наши вас приветствуют и благодарят за воспоминание. Все старики здоровы, один я по
временам вожусь с лихорадкой.
Это было поэтическое
время нашей драмы, которая теперь сделалась слишком прозаическою.
Не нужно вам повторять, что мы здесь читаем все, что можно иметь о современных событиях, участвуя сердечно во всем, что вас волнует. Почта это
время опаздывает, и нетерпение возрастает. Когда узнал о смерти Корнилова, подумал об его брате и об Николае, товарище покойного. Совершенно согласен с
нашим философом, что при такой смерти можно только скорбеть об оставшихся.
6 июня… Газеты мрачны. Высаживаются враги в разных пунктах
наших садов и плавают в
наших морях. Вообще сложное
время, и бог знает чем все это кончится. Настоящих действователей у нас не вижу. Кровь льется, и много оплакиваемых…
Заочные
наши сношения затруднены. Я с некоторого
времени боюсь с тобой говорить на бумаге. Или худо выражаюсь, или ты меня не хочешь понимать, а мне, бестолковому, все кажется ясно, потому что я уверен в тебе больше, нежели в самом себе… Прости мне, если всякое мое слово отражается в тебе болезненно…
Забыл с вами немного побраниться, добрая Елизавета Петровна. Вы говорите, что нам ловко будет возобновить знакомство, хоть и давно расстались.Я не допускаю этой мысли, мы не только знакомы, а всегда дружны. Были врозь; может быть, во
время этой разлуки не все досказывалось, но, когда свидимся, все будет ясно и светло! Иначе я не понимаю
наших отношений. С этим условием хочу вас обнять —
наш сибирский завет непреложен: я в него верую несомненно.
Следовательно, мы решились молчать до поры до
времени и нести все упреки, которых ожидали в уверенности, что никто, размысливши исключительное
наше положение, не будет винить нас в намерении огорчить таким ходом дела.
Н. И. Тургенева я не видал, хоть в одно
время были в Петербурге и в Москве. Он ни у кого из
наших не был, а я, признаюсь, при всем прежнем моем уважении к нему, не счел нужным его отыскивать после его книги.Матвей случайно встретился с ним в тверском дебаркадере. Обнялись. Тургенев его расспрашивал обо всех, познакомил его с сыном и дочерью и по колокольчику расстались. Он опять уехал в Париж и вряд ли возвратится в Россию. Я не очень понимаю, зачем он теперь приезжал…
В воскресенье получил я, любезный друг Николай, твои листки от 16-го числа. Пожалуйста, никогда не извиняйся, что не писал. Ты человек занятый и общественными и частными делами, то есть своими, — следовательно,
время у тебя на счету. Вот я, например, ровно ничего не делаю и тут не успеваю с моей перепиской. Впрочем, на это свои причины и все одни и те же. Продолжается немощное мое положение. Марьино с самого
нашего приезда без солнца, все дожди и сырость. Разлюбило меня солнышко, а его-то я и ищу!..
Странное дело, откуда взял
наш шафер, что я тебя жду? Я просил его прислать с тобою некоторые сведения, но отнюдь не назначал
времени твоего выезда…