Неточные совпадения
Между тем, когда я достоверно узнал, что и Пушкин вступает в Лицей, то на другой же
день отправился к нему
как к ближайшему соседу.
Среди
дела и безделья незаметным образом прошло время до октября. В Лицее все было готово, и нам велено было съезжаться в Царское Село.
Как водится, я поплакал, расставаясь с домашними; сестры успокаивали меня тем, что будут навещать по праздникам, а на рождество возьмут домой. Повез меня тот же дядя Рябинин, который приезжал за мной к Разумовскому.
Через несколько
дней после открытия, за вечерним чаем,
как теперь помню, входит директор и объявляет нам, что получил предписание министра, которым возбраняется выезжать из Лицея, а что родным дозволено посещать нас по праздникам.
Я,
как сосед (с другой стороны его номера была глухая стена), часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того
дня; тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность, и это его волновало.
Между тем
как товарищи наши, поступившие в гражданскую службу, в июне же получили назначение; в том числе Пушкин поступил в коллегию иностранных
дел и тотчас взял отпуск для свидания с родными.
Как ни вертел я все это в уме и сердце, кончил тем, что сознал себя не вправе действовать по личному шаткому воззрению, без полного убеждения в
деле, ответственном пред целию самого союза.
С той минуты,
как я узнал, что Пушкин в изгнании, во мне зародилась мысль непременно навестить его. Собираясь на рождество в Петербург для свидания с родными, я предположил съездить и в Псков к сестре Набоковой; муж ее командовал тогда дивизией, которая там стояла, а оттуда уже рукой подать в Михайловское. Вследствие этой программы я подал в отпуск на 28
дней в Петербургскую и Псковскую губернии.
Прилагаю переписку, которая свидетельствует о всей черноте этого
дела. [В Приложении Пущин поместил полученные Пушкиным анонимные пасквили, приведшие поэта к роковой дуэли, и несколько писем, связанных с последней (почти все — на французском языке; их русский перевод — в «Записках» Пущина о Пушкине, изд. Гослитиздата, 1934 и 1937). Здесь не приводятся, так
как не находятся в прямой связи с воспоминаниями Пущина о великом поэте и не разъясняют историю дуэли.]
На другой
день приезда моего в Москву (14 марта) комедиант Яковлев вручил мне твою записку из Оренбурга. Не стану тебе рассказывать,
как мне приятно было получить о тебе весточку; ты довольно меня знаешь, чтоб судить о радости моей без всяких изъяснений. Оставил я Петербург не так,
как хотелось, вместо пяти тысяч достал только две и то после долгих и несносных хлопот. Заплатил тем, кто более нуждались, и отправился на первый случай с маленьким запасом.
Я располагаю нынешний год месяца на два поехать в Петербург — кажется, можно сделать эту дебошу после беспрестанных занятий целый год. Теперь у меня чрезвычайно трудное
дело на руках. Вяземский знает его —
дело о смерти Времева. Тяжело и мудрено судить, всячески стараюсь
как можно скорее и умнее кончить, тогда буду спокойнее…
С
каким восхищением я пустился в дорогу, которая, удаляя от вас, сближает. Мои товарищи Поджио и Муханов. Мы выехали 12 октября, и этот
день для меня была еще другая радость — я узнал от фельдъегеря, что Михайло произведен в офицеры.
На
днях получил доброе письмо ваше от 8-го генваря, почтенный, дорогой мой друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и
как будто перенесло к вам, где бывал так счастлив. Спасибо вам за подробный отчет о вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех благодарю.
Не откажите мне, почтенный друг, в возможности чем-нибудь отсюда вам быть полезным в расстроенных ваших обстоятельствах; зная ваши правила, я понимаю,
как вам тягостно не предвидеть близкого окончания ваших
дел.
Происшествий для него нет — один
день,
как другой; следовательно, рассказывать ровно нечего.
Вы им скажите, что Ив. Ив., несмотря на отдаление, мысленно в вашем кругу: он убежден, что, не дожидаясь этого письма, вы уверили всех, что он
как бы слышит ваши беседы этого
дня и что они находят верный отголосок в его сердце.
На другой
день вечером я отправился в Урик. Провел там в беспрестанной болтовне два
дня, и. теперь я в городе. Насчет Гымылямоего все усердно расхлопотались, и я уже был переведен в деревню Грановщину близ Урика,
как в воскресенье с почтою пришло разрешение о Туринске.
Прощай — разбирай
как умеешь мою нескладицу — мне бы лучше было с тобой говорить, нежели переписываться. Что ж делать, так судьбе угодно, а наше
дело уметь с нею мириться. Надеюсь, что у тебя на душе все благополучно. Нетерпеливо жду известия от тебя с места.
Басаргин в полном смысле хозяин. Завелся маленьким домиком и
дела ведет порядком: все есть и все
как должно. Завидую этой способности, но подражать не умею. Мысль не к тому стремится…
Второе твое письмо получил я у них, за два
дня до кончины незабвенной подруги нашего изгнания. Извини, что тотчас тебе не отвечал — право, не соберу мыслей, и теперь еще в разброде,
как ты можешь заметить. Одно время должно все излечивать — будем когда-нибудь и здоровы и спокойны.
Странный человек Кучевский — ужели он в самом
деле не будет тебе отвечать,
как бывало говаривал? Мне жаль, что я его не навестил, когда был в Иркутске: подробно бы тебя уведомил об его бытье; верно, он хорошо устроился. Борисовы сильно меня тревожат: ожидаю от Малиновского известия о их сестрах; для бедного Петра было бы счастие, если бы они могли к ним приехать. Что наш сосед Андреевич? Поговори мне об нем — тоже ужасное положение.
Бобрищеву-Пушкину Ивашев скоро пошлет копию с образа спасителя, о котором давно П. С. просил его. Она готова, но Ивашев медлен больше, нежели прежде. Скоро Бобрищев-Пушкин должен получить от Юшневских остальную сумму? Душевно рад, что Якубовича
дела поправились и что он действует не
как простой потребитель.
В Урике я с Ф. Б. много толковал про вас — от него и Кар. Карловны получал конфиденции. Как-то у них идет
дело с Жозефиной Адамовной, молодой супругой Александра? Много от нее ожидать нельзя для Нонушки. Она недурна собой, но довольно проста и, кажется, никогда наставницей не может быть…
Денежные
дела меня не беспокоят, они устроятся,
как все, что деньгами можно кончить, но существование его там в одиночестве так не должно продолжаться; я многих выражений истинно не понимаю — он в каком-то волнении, похожем на то, что я ощущаю при биении моего сердца…
Как сон пролетели приятные минуты нашего свидания. Через 24 часа после того,
как я взглянул в последний раз на вас, добрый мой Иван Дмитриевич, я уже был в объятиях детей и старушки Марьи Петровны. Они все ожидали меня
как необходимого для них человека. Здесь я нашел Басаргина с женой: они переехали к нам до моего возвращения. Наскоро скажу вам,
как случилось горестное событие 27 декабря. До сих пор мы больше или меньше говорим об этом
дне, лишь только сойдемся.
Останься я
день в Тобольске, мы с вами бы не увиделись. Почта туда должна была прийти на другой
день моего выезда. Не стану говорить вам,
как свидание мое с вами и добрым Матвеем Ивановичем освежило мою душу, вы оба в этом уверены без объяснений. У вас я забыл рубашку, значит скоро опять увидимся. Пока дети здесь, я не тронусь, а потом не ручаюсь, чтоб остался в Туринске.
Ты невольно спрашиваешь, что будет с этими малютками? Не могу думать, чтобы их с бабушкой не отдали родным, и надеюсь, что это позволение не замедлит прийти. Кажется,
дело просто, и не нужно никаких доказательств, чтобы понять его в настоящем смысле. Не умею тебе сказать,
как мне трудно говорить всем об этом печальном происшествии…
Мы с тобой и без завода пропускаем их. Нам это понятно, но странно, что С. Г. удивляется искусству Горбачевского. Я, напротив, уверен, что Горбачевский чудесно устраивает свои
дела, а Волконский из зависти над ним трунит. Завод должен отлично идти, потому что он заведен по моему совету, а советовать я мастер,
как ты видишь из начала этого листка.
Понимаю, с
каким чувством вы провели несколько
дней в Ялуторовске.
На
днях сюда приехал акушер Пономарев для прекращения язвы, которая давно кончилась. В этих случаях,
как и во многих других, правительство действует по пословице: лучше поздно, чем никогда…
А наследующий
день, 17 августа, Кюхельбекер записал в Дневнике: «Вчера у меня был такой гость,
какого я с своего свидания с Maтюшкиным еще не имел во все 17 лет моего заточения, — Николай Пущин!..
Я с ним провел несколько
дней, и последнюю ночь ночевали у меня и беседовали,
как будто бы были петровские товарищи: одним словом, я вполне наслаждался вашим счастьем.
Он так был занят своими
делами, что все другое ему
как будто чуждо.
Скоро я надеюсь увидеть Вильгельма, он должен проехать через наш город в Курган, я его на несколько
дней заарестую. Надобно будет послушать и прозы и стихов. Не видал его с тех пор,
как на гласисе крепостном нас собирали, — это тоже довольно давно. Получал изредка от него письма, но это не то, что свидание.
А почтовый
день у меня просто
как в каком-нибудь департаменте.
В последний раз, в 1825 году, я в Москве справлял майские свои
дни; тут были кой-кто из лицейских и вся magistrature renforcée, [Крепнущее судейство (франц.).]
как называл князь Голицын, генерал-губернатор московский.
Начались сибирские наши жары, которые вроде тропических. Моя нога их не любит; я принужден был бросить кровь и несколько
дней прикладывать лед. Это замедляет деятельность; надобно, впрочем, платить дань своему возрасту и благодарить бога, что свежа голова. Беда,
как она начнет прихрамывать; а с ногой еще можно поправиться.
Как нарочно, случился сегодня почтовый
день; надобно присесть к маленьким листикам — будет всего три: один на запад, другие два на восток — в Иркутск; около него также рассеяна большая колония наших.
Именно в тот
день, когда воспоминание соединяет меня с покойным вашим дядей и с будущим вашим мужем, пришлось мне отвечать на добрые ваши строки; 19 октября без сомнения и вам известно, хотя, по преданию, оно давно меня связало с близкими вам людьми и эта связь не страдает ни от
каких разлук.
…Все прочее старое по-старому — в доказательство этой истины мне 4-го числа минет 50 лет. Прошу не шутить. Это
дело не шуточное. Доживаю, однако, до замечательного времени. Правда, никакой политик не предугадает, что из всего этого будет, но нельзя не сознаться, что быстрота событий изумительная… Я
как будто предчувствовал, выписал «Journal des Débats» [Французская политическая газета.] вместо всех русских литературных изданий…
Меня они родственно балуют — я здесь
как дома и не боюсь им наскучить моею хворостию. Это убеждение вам доказывает, до
какой степени они умеют облегчить мое положение. Другие здешние товарищи помогают им в этом
деле.
Скажи мамаше большой поклон, поцелуй ручки за меня, а папаше [Так Аннушка должна была называть М. К. и М, И. Муравьевых-Апостолов.] скажи, что я здесь сейчас узнал, что Черносвитова поймали в Тюкале и повезли в Петербург. Я думал про него, когда узнал, что послали кого-то искать в Красноярск по петербургскому обществу, но, признаюсь, не полагал, чтобы он мог принадлежать к комюнизму, зная,
как он
делил собственность, когда был направником.
Как мне благодарить вас, добрый друг Матвей Иванович, за все, что вы для меня делаете. Письмо ваше от 10 сентября вместе с листком от Аннушки глубоко тронуло меня.
День ее рождения мысленно я был в вашем кругу и видел мою малютку в восхищении от всех ваших добрых к ней вниманий. Спасибо, от души спасибо!..
Кой-кому бы надобно помочь. Где взять и
как это
дело уладить? Ах, беда, беда!..
…Вы меня спрашиваете о действии воды. Оставим этот вопрос до свидания. Довольно, что мое здоровье теперь очень хорошо: воды ли, или путешествие это сделали — все равно. Главное
дело в том, что результат удовлетворительный… Если б я к вам писал официально, я бы только и говорил о водах,
как это делаю в письмах к сестре, но тут эта статья лишняя…
Зимние сборы мои самые демократические: надобно беречь деньги, которых мало, и в этом
деле я не мастер,
как вам известно… Всем говорю: до свидания! Где и
как, не знаю. Это слово легче выговорить, нежели тяжелое:, прощай!..
Скажите Спиридову, что я не исполнил его поручения, — везу ему вместо белок рассуждение купца, на которое он, верно, согласится, и потом я же из Красноярска, с его согласия, сюда напишу. Таким образом будет выгоднее и лучше. Какими-нибудь только тремя неделями позже
дело уладится.
Просто чудеса делаются с нашими питомцами. Безвыходное
дело нам, а особенно вам с ними. Мне только беда в том, что я должен разрешить,
как иногда и большею частью случается с генерал-губернаторами, не понимая ничего или очень мало.
Три
дня погостили у нас Давыдовы — можете себе представить,
как я рад был увидеть милую мою Лизу.
Какой же итог всего этого болтания? Я думаю одно, что я очень рад перебросить тебе словечко, — а твое
дело отыскивать меня в этой галиматье. Я совершенно тот же бестолковый, неисправимый человек, с тою только разницею, что на плечах десятка два с лишком лет больше. Может быть, у наших увидишь отъезжающих, которые везут мою рукопись, ты можешь их допросить обо мне, а уж я, кажется, довольно тебе о себе же наговорил.
Но
дело не в том: мы не будем доискиваться до математической точности,
как теперь хлопочут добрые люди о возрасте нашей матушки России, [Речь идет об установлении даты тысячелетия России (отмечалось в 1862 г.).] будем довольны, что листки долетают —
днем раньше,
днем позже — это еще не беда…