Неточные совпадения
[Точки — в подлиннике — вместо названия Тайного общества.] надобно
надеяться, однако, на время, которое возвратит его друзьям таким, каким он
был прежде.
Я не
буду делать никаких вопросов, ибо
надеюсь на милость божию, что вы все живы и здоровы, — страшно после столь долгой разлуки спросить. Я молился о вас, и это меня утешало.
Будущее не в нашей воле, и я
надеюсь, что как бы ни
было со мной —
будет лучше крепости, и, верно, вы довольны этой перемене, которую я ждал по вашим посылкам, но признаюсь, что они так долго не исполнялись, что я уже начинал думать, что сапоги и перчатки присланы для утешения моего или по ошибочным уведомлениям, а не для настоящего употребления.
— Annette,
надеюсь, что ты
будешь аккуратна попрежнему, однако
будь осторожна с лимоном, ибоМуханов мне сегодня сказал, что уже эта хитрость открыта, и я боюсь, чтобы она нам не повредила.
Сегодня я пробежал вчерашнее писание и восхитился бестолковицею; видно, что это
было писано полусонным человеком, который совершенно полагался на ваше снисхождение. Скоро, любезные мои, я должен
буду кончить эту работу;
надеюсь, однако, докончить все листики.
Уверен только, что где бы ты ни
был, а
будешь то, что я от тебя ожидаю;
надеюсь также, что когда-нибудь все это узнаю.
Прощайте до Тобольска — мы спешим. В знак, что вы получили эту тетрадку, прошу по получении оной в первом письме ко мне сделать крестик — х.Это
будет ответом на это бестолковое, но от души набросанное маранье; я
надеюсь, что бог поможет ему дойти до вас. Я вам в заключение скажу все, что слышал о нашей будущности — adieu.
Я очень часто об этом думал и, верю,
был бы ему гораздо благодарнее, нежели за деньги. Правда, что свидание наше
было под выстрелом, но можно
было найти средство (даже должно
было).
Надеюсь на бога.
Надеюсь, что
есть еще близкие сердца.
Прощай — разбирай как умеешь мою нескладицу — мне бы лучше
было с тобой говорить, нежели переписываться. Что ж делать, так судьбе угодно, а наше дело уметь с нею мириться.
Надеюсь, что у тебя на душе все благополучно. Нетерпеливо жду известия от тебя с места.
Поехал дальше. Давыдовых перегнал близ Нижне-удинска, в Красноярске не дождался. Они с детьми медленно ехали, а я, несмотря на грязь, дождь и снег иногда, все подвигался на тряской своей колеснице. Митьков, живший своим домом, хозяином совершенным — все по часам и все в порядке. Кормил нас обедом — все время мы
были почти неразлучны, я останавливался у Спиридова, он еще не совсем устроился, но
надеется, что ему в Красноярске
будет хорошо. В беседах наших мы все возвращались к прошедшему…
Подумай о том, что я тебе говорю, и действуй через твоих родных, если не найдешь в себе какого-нибудь препятствия и если желания наши, равносильные, могут
быть согласованы, как я
надеюсь.
Верная моя Annette строит надежды на свадьбу наследника, [Семьи декабристов
надеялись, что в связи со свадьбами своей дочери Марии (1839) и сына Александра (1841) Николай I облегчит участь сосланных; их надежды
были обмануты.] писала ко мне об этом с Гаюсом, моим родственником, который проехал в Омск по особым поручениям к Горчакову; сутки прожил у меня.
Семенов сам не пишет,
надеется, что ему теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание — не принимать на его имя писем; я хотел через тещу Басаргина к нему написать — ей сказали, что письмо пойдет к Талызину. Городничий в месячных отчетах его аттестует, как тогда, когда он здесь находился, потому что не
было предписания не упоминать о человеке, служащем в Омске. Каков Водяников и каковы те, которые читают такого рода отчеты о государственных людях?
Ты невольно спрашиваешь, что
будет с этими малютками? Не могу думать, чтобы их с бабушкой не отдали родным, и
надеюсь, что это позволение не замедлит прийти. Кажется, дело просто, и не нужно никаких доказательств, чтобы понять его в настоящем смысле. Не умею тебе сказать, как мне трудно говорить всем об этом печальном происшествии…
Верно, что вам трудно о многом говорить с добрым Матвеем Ивановичем. Он не
был в наших сибирских тюрьмах и потому похож на сочинение, изданное без примечаний, — оно не полно.
Надеюсь, он найдет способ добраться до Тобольска, пора бы ему уже ходить без солитера…
Паскаль отправился к Энгельгардту.
Надеюсь, что труд Бобрищева-Пушкина оценится и ему
будет польза.
Видно, они скоро
надеются отделаться от Кавказа… Нарышкин пошел в горы… [Нарышкину
было разрешено «заслужить» свою вину в Кавказской действующей армии (см. примеч. 1 к письму 37).]
Желаю вам весело начать новый год — в конце его минет двадцатилетие моих странствований. Благодарю бога за все прошедшее, на него
надеюсь и в будущем. Все, что имело начало,
будет иметь и конец: в этой истине все примиряется.
Скоро я
надеюсь увидеть Вильгельма, он должен проехать через наш город в Курган, я его на несколько дней заарестую. Надобно
будет послушать и прозы и стихов. Не видал его с тех пор, как на гласисе крепостном нас собирали, — это тоже довольно давно. Получал изредка от него письма, но это не то, что свидание.
Сенатора прислали с целой ордой правоведцев; они все очищают только бумаги, и никакой решительно пользы не
будет от этой дорогой экспедиции. Кончится тем, что сенатору, [Сенатор — И. Н. Толстой.] которого я очень хорошо знаю с давних лет, дадут ленту, да и баста. Впрочем, это обыкновенный ход вещей у нас. Пора перестать удивляться и желать только, чтобы, наконец, начали добрые, терпеливые люди думать: нет ли возможности как-нибудь иначе все устроить? Надобно
надеяться, что настанет и эта пора.
Позвольте
надеяться, что вы иногда
будете приписывать в письмах вашего мужа. С сердечною признательностью за вашу доброту ко мне остаюсь преданный вам.
Мы
надеемся, что дети нашего покойного товарища
будут приняты родственниками… в России» (И. Д. Якушкин, Записки, 1951, стр. 303).
С этой почтой
было письмо от родных покойного Вильгельма, по которому можно
надеяться, что они
будут просить о детях. Я уверен, что им не откажут взять к себе сирот, а может
быть, и мать пустят в Россию. Покамест Миша учится в приходском училище. Тиночка милая и забавная девочка. Я их навещаю часто и к себе иногда зазываю, когда чувствую себя способным слушать шум и с ними возиться.
Поджидал все почту, но нет возможности с хозяином-хлопотуном — он говорит, пора отправлять письмо. Да
будет так! Salut! Еще из Тобольска поболтаю, хоть
надеюсь до почты выехать. Долго зажился на первом привале, лишь бы вперед все пошло по маслу. [В Тобольске Пущин жил у Фонвизиных.]
На днях узнали здесь о смерти Каролины Карловны — она в двадцать четыре часа кончила жизнь. Пишет об этом купец Белоголовый. Причина неизвестна, вероятно аневризм. Вольф очень
был смущен этим известием. Говорил мне, что расстался с ней дурно, все
надеялся с ней еще увидеться, но судьбе угодно
было иначе устроить. Мне жаль эту женщину…
К водам
поспею и
надеюсь, что они принесут мне пользу.
Есть еще письмо от 31 августа из Селенгинска, где Пущин гостил у М. Бестужева; туда он выехал из Иркутска 22 августа; проездом
был в Кяхте; собирался также в Петровский завод к Горбачевскому;
надеялся повидать там и Н. Бестужева.
Генерал-губернатора еще нет — все ждут и не дождутся его.
Надеюсь, что до того срока он здесь
будет…
Я все
надеюсь, что не с гнилого Запада явится заря, а с Востока, то
есть от соединения славянских племен.
На днях
был у меня моряк Каралов с твоим листком от 5 марта. Читал его с признательностию, мне стало так совестно, что я очень бранил себя и пишу тебе мою повинную с сыном нашего Якушкина, который
был здесь ревизором в Тобольской губернии по межевой части. — Он
надеется тебя лично увидеть и дать изустную весть обо мне.
Направил ее во все места, где,
надеюсь, ей
будет тепло.
Заботливо теперь у меня — паралич бедной Михеевны совершенно срезал и нас. Вот скоро три недели, что мы все возимся с нею, но успеха мало и вряд ли можно
надеяться на выздоровление. Она всегда
была, на старости лет, олицетворенная деятельность; и тем ей теперь труднее, нежели другому, привыкшему хворать, — делаем, что можем, — и это наша прямая обязанность за ее заботы об нас в продолжение 13 лет.
После обеда. Сейчас еду проводить Аннушку. Не пишется. Этот пакет тебе доставит Елизавета Алексеевна Кобелева, —
надеюсь, что она благополучно доставит Аннушку Марье Александровне. Я очень доволен, что спутницы у нее такие добрые — ей не
будет скучно в дороге, — и я спокоен.
Она уверила меня, что он непременно
будет опять у вас, и что даже
надеялась, что это
будет к Святой.
Пожалуйста, велите отыскать и перешлите запечатанным на имя моего брата Николая, в дом наш на Мойке. Скоро он
будет иметь верный случай сюда. Жаль мне, что не мог он сам привезти, хотя
надеялся после последнего с вами свидания.
…Не знаю, говорил ли тебе наш шафер, что я желал бы, чтоб ты, друг мой, с ним съездила к Энгельгардту…
Надеюсь, что твое отвращение от новых встреч и знакомств не помешает тебе на этот раз. Прошу тебя! Он тебе покажет мой портрет еще лицейский, который у него висит на особой стенке между рисунками П. Борисова, представляющими мой петровский NoMep от двери и от окна. Я знаю, что и Егору Антоновичу и Марье Яковлевне
будет дорого это внимание жены их старого Jeannot…
Ты и Марья Николаевна без рассказов понимаете, с какой радостью мы обнялись с Аннушкой; ее наивная сердечная веселость при встрече удвоила отрадное чувство мое… Мы с Аннушкой толкуем о многом — она меня понимает. Пребывание мое здесь
будет иметь свой плод, как я
надеюсь. Покамест она остается, иначе невозможно: и жена того же мнения — мы не раз трактовали с нею об этом предмете, нам обоим близком.