Слова Томского были не что иное, как мазурочная болтовня, но они глубоко заронились в душу молодой мечтательницы. Портрет, набросанный Томским, сходствовал с изображением, составленным ею самою, и, благодаря новейшим романам, это уже пошлое лицо пугало и пленяло ее воображение. Она сидела, сложа крестом голые руки, наклонив на
открытую грудь голову, еще убранную цветами… Вдруг дверь отворилась, и Германн вошел. Она затрепетала…
Сам хозяин, не замедливший скоро войти, ничего не имел у себя под халатом, кроме
открытой груди, на которой росла какая-то борода.
Он шагал мимо нее, рисуя пред собою картину цинической расправы с нею, готовясь схватить ее, мять, причинить ей боль, заставить плакать, стонать; он уже не слышал, что говорит Дуняша, а смотрел на ее почти
открытые груди и знал, что вот сейчас…
Я удивлялся, как легко они были одеты: с
открытой грудью, без рукавиц и без головного убора, они работали и, казалось, нимало не страдали от стужи.
Неточные совпадения
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые,
груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с
открытым ртом на сером потном лице.
Музыкант полулежал в кровати, поставленной так, что изголовье ее приходилось против
открытого окна, по
грудь он был прикрыт пледом в черно-белую клетку, а на
груди рубаха расстегнута, и солнце неприятно подробно освещало серую кожу и черненькие, развившиеся колечки волос на ней.
Лидия сидела на подоконнике
открытого окна спиною в комнату, лицом на террасу; она была, как в раме, в белых косяках окна. Цыганские волосы ее распущены, осыпают щеки, плечи и руки, сложенные на
груди. Из-под ярко-пестрой юбки видны ее голые ноги, очень смуглые. Покусывая губы, она говорила:
Она стояла, опираясь плечом на косяк двери, сложив руки на
груди, измеряя хозяина широко
открытыми глазами.
И бабушка настояла, чтоб подали кофе. Райский с любопытством глядел на барыню, набеленную пудрой, в локонах, с розовыми лентами на шляпке и на
груди, значительно
открытой, и в ботинке пятилетнего ребенка, так что кровь от этого прилила ей в голову. Перчатки были новые, желтые, лайковые, но они лопнули по швам, потому что были меньше руки.