За столом, покрытым бумагами, сидели два человека: пожилой генерал, виду строгого и холодного, и молодой
гвардейский капитан, лет двадцати осьми, очень приятной наружности, ловкий и свободный в обращении.
Я был глубоко оскорблен словами
гвардейского офицера и с жаром начал свое оправдание. Я рассказал, как началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня узнал и пощадил. Я сказал, что тулуп и лошадь, правда, не посовестился я принять от самозванца; но что Белогорскую крепость защищал я противу злодея до последней крайности. Наконец я сослался и на моего генерала, который мог засвидетельствовать мое усердие во время бедственной оренбургской осады.