Неточные совпадения
Явившийся тогда подрядчик, оренбургских казаков сотник Алексей Углицкий, обязался той соли заготовлять и ставить в оренбургский магазин четыре года,
на каждый год по пятидесяти тысяч пуд, а буде вознадобится, то и более, ценою по 6 коп. за пуд, своим коштом, а сверх того в будущий 1754 год, летом построить там своим же коштом, по указанию от Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько
покоев и казарм для гарнизону и провиантский магазин и
на все
жилые покои в осеннее и зимнее время ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга
на своих подводах, что всё и учинено, и гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота в полном комплекте; а иногда по случаям и более военных людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих в добывании той соли людей (коих человек ста по два и более бывает), имеется там церковь и священник с церковными служителями.
— К Тихону. Тихон, бывший архиерей, по болезни
живет на покое, здесь в городе, в черте города, в нашем Ефимьевском Богородском монастыре.
Его коты разбежались; остался только один непременный рыжий кот, да и тот
жил на покое, почти не тревожимый своим хозяином для отправления должности натурщика.
Неточные совпадения
«Довольно! — произнес он решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь напускные страхи, прочь привидения!.. Есть жизнь! Разве я сейчас не
жил? Не умерла еще моя жизнь вместе с старою старухой! Царство ей небесное и — довольно, матушка, пора
на покой! Царство рассудка и света теперь и… и воли, и силы… и посмотрим теперь! Померяемся теперь! — прибавил он заносчиво, как бы обращаясь к какой-то темной силе и вызывая ее. — А ведь я уже соглашался
жить на аршине пространства!
Но, смотришь, промелькнет утро, день уже клонится к вечеру, а с ним клонятся к
покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по
жилам. Обломов тихо, задумчиво переворачивается
на спину и, устремив печальный взгляд в окно, к небу, с грустью провожает глазами солнце, великолепно садящееся
на чей-то четырехэтажный дом.
— Видишь, и сам не знаешь! А там, подумай: ты будешь
жить у кумы моей, благородной женщины, в
покое, тихо; никто тебя не тронет; ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Посмотри-ка, ведь ты
живешь точно
на постоялом дворе, а еще барин, помещик! А там чистота, тишина; есть с кем и слово перемолвить, как соскучишься. Кроме меня, к тебе и ходить никто не будет. Двое ребятишек — играй с ними, сколько хочешь! Чего тебе? А выгода-то, выгода какая. Ты что здесь платишь?
В вашем
покое будет биться пульс, будет
жить сознание счастья; вы будете прекраснее во сто раз, будете нежны, грустны, перед вами откроется глубина собственного сердца, и тогда весь мир упадет перед вами
на колени, как падаю я…
Еще несколько недель, месяцев
покоя, забвения, дружеской ласки — и она встала бы мало-помалу
на ноги и начала бы
жить новой жизнью. А между тем она медлит протянуть к ним доверчиво руки — не из гордости уже, а из пощады, из любви к ним.