Неточные совпадения
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как
сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня
тайн и вздохов нежных;
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы;
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.
Она поэту подарила
Младых восторгов первый
сон,
И мысль об ней одушевила
Его цевницы первый стон.
Простите, игры золотые!
Он рощи полюбил густые,
Уединенье, тишину,
И ночь, и звезды, и луну,
Луну, небесную лампаду,
Которой посвящали мы
Прогулки средь вечерней тьмы,
И слезы,
тайных мук отраду…
Но нынче видим только в ней
Замену тусклых фонарей.
Друзья мои, что ж толку в этом?
Быть может, волею небес,
Я перестану быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы;
Тогда роман на старый лад
Займет веселый мой закат.
Не муки
тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные
сныДа нравы нашей старины.
Чужие и свои победы,
Надежды, шалости, мечты.
Текут невинные беседы
С прикрасой легкой клеветы.
Потом, в отплату лепетанья,
Ее сердечного признанья
Умильно требуют оне.
Но Таня, точно как во
сне,
Их речи слышит без участья,
Не понимает ничего,
И
тайну сердца своего,
Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
И им не делится ни с кем.
И что ж? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желания, печали
Теснились в душу глубоко.
Он меж печатными строками
Читал духовными глазами
Другие строки. В них-то он
Был совершенно углублен.
То были
тайные преданья
Сердечной, темной старины,
Ни с чем не связанные
сны,
Угрозы, толки, предсказанья,
Иль длинной сказки вздор живой,
Иль письма девы молодой.
Неточные совпадения
«Куда „туда же“? — спрашивал он мучительно себя, проклиная чьи-то шаги, помешавшие услышать продолжение разговора. — Боже! так это правда:
тайна есть (а он все не верил) — письмо на синей бумаге — не
сон! Свидания! Вот она, таинственная „Ночь“! А мне проповедовала о нравственности!»
— В Ивана Ивановича — это хуже всего. Он тут ни
сном, ни духом не виноват… Помнишь, в день рождения Марфеньки, — он приезжал, сидел тут молча, ни с кем ни слова не сказал, как мертвый, и ожил, когда показалась Вера? Гости видели все это. И без того давно не
тайна, что он любит Веру; он не мастер таиться. А тут заметили, что он ушел с ней в сад, потом она скрылась к себе, а он уехал… Знаешь ли, зачем он приезжал?
Ведь были же и у нее минуты забвения, в которые она страстно любила своего будущего малютку, и тем больше, что его существование была
тайна между ними двумя; было же время, в которое она мечтала об его маленькой ножке, об его молочной улыбке, целовала его во
сне, находила в нем сходство с кем-то, который был ей так дорог…
Я думаю, что беда была не в моей гордости, беда была в том, что я был недостоин высоты этого
сна, что он соответствовал моим
тайным мыслям и моим мечтам, но не соответствовал силе моей религиозной воли, моей способности к религиозному действию.
Недоброе что-то случилось!» // Я долго не знала покоя и
сна, // Сомнения душу терзали: // «Уехал, уехал! опять я одна!..» // Родные меня утешали, // Отец торопливость его объяснял // Каким-нибудь делом случайным: // «Куда-нибудь сам император послал // Его с поручением
тайным, // Не плачь!