Неточные совпадения
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря
на луну…
Вдруг мысль в уме ее родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу
Да
стол подвинь; я скоро
лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений
на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна! для кого ж оно?
Татьяна, по совету няни
Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала в бане
На два прибора
стол накрыть;
Но стало страшно вдруг Татьяне…
И я — при мысли о Светлане
Мне стало страшно — так и быть…
С Татьяной нам не ворожить.
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьется Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спит.
Это было варварство, и я написал второе письмо к графу Апраксину, прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют. Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и
лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
И доктор, положив под голову несколько книг «О приходе и расходе хлеба снопами и зерном»,
лег на стол и закрылся своим полушубком.
Он завесил окна и не зажег огня; слабый свет костра, проникая сквозь занавески,
лег на стол, стену и дрожал, становясь то ярче, то ослабевая.
Верочка настоятельно потребовала, чтобы все присутствующие: и тетя Соня, и мисс Бликс, и учительница музыки, и кормилица, вошедшая с младенцем, — все решительно уселись вокруг стола. Несравненно труднее было усадить Зизи и Пафа, которые, толкая друг друга, нетерпеливо осаждали Верочку то с одного боку, то с другого, взбирались на табуреты,
ложились на стол и влезали локтями чуть не на середину афишки. Наконец с помощью тети и это уладилось.
Неточные совпадения
После наряда, то есть распоряжений по работам завтрашнего дня, и приема всех мужиков, имевших до него дела, Левин пошел в кабинет и сел за работу. Ласка
легла под
стол; Агафья Михайловна с чулком уселась
на своем месте.
Я
лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу
на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку
на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец
лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
Maman уже не было, а жизнь наша шла все тем же чередом: мы
ложились и вставали в те же часы и в тех же комнатах; утренний, вечерний чай, обед, ужин — все было в обыкновенное время;
столы, стулья стояли
на тех же местах; ничего в доме и в нашем образе жизни не переменилось; только ее не было…
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то сидел, то
ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти
на бак, но вновь задумывался и возвращался к
столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь вывел его из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
Тихим, ослабевшим шагом, с дрожащими коленами и как бы ужасно озябший, воротился Раскольников назад и поднялся в свою каморку. Он снял и положил фуражку
на стол и минут десять стоял подле, неподвижно. Затем в бессилии
лег на диван и болезненно, с слабым стоном, протянулся
на нем; глаза его были закрыты. Так пролежал он с полчаса.