Неточные совпадения
Я был рожден для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие
сны.
Досугам посвятясь невинным,
Брожу над озером пустынным,
И far niente мой закон.
Я каждым утром пробужден
Для сладкой неги и свободы:
Читаю мало, долго сплю,
Летучей славы не ловлю.
Не так ли я в былые годы
Провел в бездействии, в тени
Мои счастливейшие дни?
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как
сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нежных;
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его
живые слезы;
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.
Теперь с каким она вниманьем
Читает сладостный роман,
С каким
живым очарованьем
Пьет обольстительный обман!
Счастливой силою мечтанья
Одушевленные созданья,
Любовник Юлии Вольмар,
Малек-Адель и де Линар,
И Вертер, мученик мятежный,
И бесподобный Грандисон,
Который нам наводит
сон, —
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
Иль помириться их заставить,
Дабы позавтракать втроем,
И после тайно обесславить
Веселой шуткою, враньем.
Sel alia tempora! Удалость
(Как
сон любви, другая шалость)
Проходит с юностью
живой.
Как я сказал, Зарецкий мой,
Под сень черемух и акаций
От бурь укрывшись наконец,
Живет, как истинный мудрец,
Капусту садит, как Гораций,
Разводит уток и гусей
И учит азбуке детей.
И что ж? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желания, печали
Теснились в душу глубоко.
Он меж печатными строками
Читал духовными глазами
Другие строки. В них-то он
Был совершенно углублен.
То были тайные преданья
Сердечной, темной старины,
Ни с чем не связанные
сны,
Угрозы, толки, предсказанья,
Иль длинной сказки вздор
живой,
Иль письма девы молодой.
Прости ж и ты, мой спутник странный,
И ты, мой верный идеал,
И ты,
живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с вами знал
Всё, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях света,
Беседу сладкую друзей.
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном
снеЯвилися впервые мне —
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
Неточные совпадения
Между тем жизнь будила и отрывала его от творческих
снов и звала, от художественных наслаждений и мук, к
живым наслаждениям и реальным горестям, среди которых самою лютою была для него скука. Он бросался от ощущения к ощущению, ловил явления, берег и задерживал почти силою впечатления, требуя пищи не одному воображению, но все чего-то ища, желая, пробуя на чем-то остановиться…
И вот она, эта
живая женщина, перед ним! В глазах его совершилось пробуждение Веры, его статуи, от девического
сна. Лед и огонь холодили и жгли его грудь, он надрывался от мук и — все не мог оторвать глаз от этого неотступного образа красоты, сияющего гордостью, смотрящего с любовью на весь мир и с дружеской улыбкой протягивающего руку и ему…
Потом станция, чай, легкая утренняя дрожь, теньеровские картины; там опять
живая и разнообразная декорация лесов, пашен, дальних сел и деревень, пекущее солнце, оводы, недолгий жар и снова станция, обед, приветливые лица да двугривенные; после еще
сон, наконец, знакомый шлагбаум, знакомая улица, знакомый дом, а там она, или он, или оно…
Сергей Привалов помнил своего деда по матери как сквозь
сон. Это был высокий, сгорбленный седой старик с необыкновенно
живыми глазами. Он страстно любил внука и часто говорил ему:
Не более! и знать, что этот
сон // Окончит грусть и тысячи ударов, // Удел
живых… Такой конец достоин // Желаний жарких! Умереть… уснуть…