Будь на месте Павла другой муж, более опытный в житейском деле, тот, без сомнения, предварительно разузнал бы все хорошенько и, убедившись, что ничего серьезного не было, не произвел бы, конечно, никакой тревоги, а заключил бы все дело приличным наставлением, при более грубом характере — двумя — тремя тузами коварному существу.
Неточные совпадения
Павел хотел
было отказаться, но ему жаль стало сестры, и он снова сел
на прежнее
место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой старший сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не говоря и только поглядывая искоса
на незнакомое ему лицо Павла, подошел к матери и положил к ней головку
на колени. Лизавета Васильевна взяла его к себе
на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное
на него зятем: ребенок
был действительно хорош собою.
— Нет, это мой брат, — отвечала Лизавета Васильевна и взглянула
было на брата, в намерении представить его почтенной даме; но Павел очень серьезно глядел
на сестру и не трогался с
места.
Будь другая
на месте Феоктисты Саввишны, не имея для этого дела истинного призвания, она, конечно бы, не решилась сватать какого-либо полуплебея губернской аристократке и по причинам, выше уже изложенным.
Этот жених умный человек, по
месту своего воспитания, потому что это высшее заведение, и должен
быть добрый человек, по семейству, в котором он родился, а главное — состояние: пятьдесят душ незаложенных; это значит сто душ; дом как полная чаша; это я знаю, потому что у Василья Петровича бывал
на завтраках; экипаж
будет у тебя приличный; знакома ты можешь
быть со всеми;
будешь дамой, муж
будет служить, а ты
будешь веселиться; народятся дети, к этому времени тетка умрет: вот вам и
на воспитание их.
Священник
был действительно готов и сидел около образов. При появлении Кураевых он указал молча жениху и невесте их
места. Павел и Юлия стали рядом, но довольно далеко друг от друга; Владимир Андреич, Марья Ивановна и Наденька молились. Несколько горничных девок выглядывало из коридора, чтобы посмотреть
на церемонию и
на жениха; насчет последнего сделано
было ими несколько замечаний.
—
На моем
месте каждая
была бы грустна.
Вы, Павел Васильич, можно сказать, отрываете от нашего сердца лучшую часть, берете от нас нашу чистую, нежную голубицу, а потому
на вас лежит священная обязанность заменить для нее некоторым образом наше
место, успокоить и разогнать ее скуку, которую, может
быть, она
будет чувствовать, выпорхнув из родительского гнезда.
Мало того, что она, как бы следовало посаженой матери, не
была посажена
на первое
место, мало этого, — целый стол голодала она, как собака, и попила только кваску.
Юлия сначала с презрением улыбалась; потом в лице ее появились какие-то кислые гримасы, и при последних словах Перепетуи Петровны она решительно не в состоянии
была себя выдержать и, проговоря: «Сама дура!», — вышла в угольную, упала
на кресла и принялась рыдать, выгибаясь всем телом. Павел бросился к жене и стал даже перед нею
на колени, но она толкнула его так сильно, что он едва устоял
на месте. Перепетуя Петровна, стоя в дверях, продолжала кричать...
Больная, обеспокоенная криком, застонала. Павел
был точно помешанный: не помня себя, вошел снова в комнату матери и сел
на прежнее
место.
Павел, подглядывавший потихоньку всю эту сцену, хотел
было, при начале лечения Масурова, выйти и остановить его; но увидя, что жена пришла в чувство, он только перекрестился, но войти не решился и снова сел
на прежнее
место.
— Так, стало
быть, это пустяки — одни только надежды. Нет, Павел Васильич,
на жизнь нельзя так смотреть: жизнь — серьезное дело; пословица говорится: «Не сули журавля в небе, а дай синицу в руки». Полноте, батюшка, приискивайте-ка здесь
место; терять время нечего, вы теперь человек женатый. Вот уж двенадцать часов. Честь имею вас поздравить с Новым годом. Малый! Дай шампанского! Вот видите, жизнь-то какова: пришел Новый год, нужно бутылку шампанского, а это стоит двенадцать рублей. Вот жизнь-то какова!
Через несколько минут Павел уж
был близ квартиры Бахтиарова. Пролетка его действительно стояла у крыльца губернского льва. Кучер, разобидевший Марфу, полулежал
на барском
месте и мурлыкал тоненьким голоском: «Разлапушка-сударушка».
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не
было на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
— Я не выставляю подсудимого каким-то идеальным человеком, — говорил Веревкин. — Нет, это самый обыкновенный смертный, не чуждый общих слабостей… Но он попал в скверную историю, которая походила на игру кошки с мышкой.
Будь на месте Колпаковой другая женщина, тогда Бахарев не сидел бы на скамье подсудимых! Вот главная мысль, которая должна лечь в основание вердикта присяжных. Закон карает злую волю и бесповоротную испорченность, а здесь мы имеем дело с несчастным случаем, от которого никто не застрахован.
Неточные совпадения
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо
на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли
на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались
на месте, чтобы засвидетельствовать.
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали
на свои
места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Он не
был ни технолог, ни инженер; но он
был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но
был убежден, что стоит только указать: от сих
мест до сих — и
на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево,
будет продолжать течь река.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие
на моем
месте понеслись бы в атаку, а может
быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Строился новый город
на новом
месте, но одновременно с ним выползало
на свет что-то иное, чему еще не
было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно
было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…