Является, и —
знаете нашу прислугу, никакой ведь не имеют осторожности — с первого слова, ни с того ни с сего: «Павел Васильич приказал долго жить, третьего дня изволили скончаться».
Неточные совпадения
— Как тебе ехать? Я наперед это
знала: давно уж известно, что ты никаких родственных чувств не имеешь, что сестра, что чужая — все равно; в тебе даже нет дворянской гордости; тебе ведь нипочем, что бесславят
наше семейство, которое всегда, можно сказать, отличалось благочестием и нравственностью.
— Я сама
знаю, Владимир Андреич, что
наше состояние очень расстроено.
Любовь — сама по себе, а средства жизненные — сами по себе, и поэтому, изъявляя
наше согласие, нам, по крайней мере для собственного спокойствия, хотелось бы
знать, что она, будучи награждена от нас по
нашим силам, идет тоже не на бедность; и потому позвольте
узнать ваше состояние?
Может быть, вы сами будете отцом и тогда
узнаете, как тяжелы теперешние
наши чувствования; одно, может быть, только приличие удерживает нас от беспрерывных слез, которыми бы мы готовы разлиться, отпуская
наше милое дитя в чужие люди.
«Я не могу принять вас к себе, потому что это повлечет новое зло. Муж ваш
узнал, — следовательно,
наши отношения не могут долее продолжаться. Увезти вас от него — значит погубить вас навек, — это было бы глупо и бесчестно с моей стороны. Образумьтесь и помиритесь с вашим мужем. Если он считает себя обиженным, то я всегда готов, как благородный человек, удовлетворить его».
На этой самой мысли застала ее старинная
наша знакомая Феоктиста Саввишна, которая только ей одной известными средствами уже
знала все недавно описанное происшествие до малейших подробностей и в настоящее время пришла навестить людей в горе.
«Что такое, говорит, почтеннейшая Перепетуя Петровна, ребятишки-то
наши наделали?» — «Не
знаю, говорю, батюшка, вам лучше должно быть известно».
Юлия Владимировна тоже приехала; ну, этакая,
знаете, почтительная на этот раз, нечего сказать, очень довольна: целует руки, «тетенька, говорит, поучаствуйте в
нашей жизни; мы, говорит, люди молодые».
— Слава Богу! — сказал Максим Максимыч, подошедший к окну в это время. — Экая чудная коляска! — прибавил он, — верно какой-нибудь чиновник едет на следствие в Тифлис. Видно, не
знает наших горок! Нет, шутишь, любезный: они не свой брат, растрясут хоть англинскую!
Я не буду говорить об обязанностях честного человека относительно девушки, имя которой он компрометировал: я слишком хорошо
знаю нашу светскую молодежь, чтобы ждать пользы от рассмотрения этой стороны вопроса.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в
нашей просьбе, то уж не
знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он
знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче
наша» не
знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей
нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее,
знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Анна Андреевна.
Знаешь ли ты, какой чести удостаивает нас Иван Александрович? Он просит руки
нашей дочери.
— // Я
знал Ермилу, Гирина, // Попал я в ту губернию // Назад тому лет пять // (Я в жизни много странствовал, // Преосвященный
наш // Переводить священников // Любил)…