— Вы, по обыкновению, хотите из желания девочек посмотреть ботинки сделать важное дело,
разбранить меня и потом заставить согласиться с вами… да?
Иван Ипатыч смягчился и сказал, что меня прощает, и даже хотел обнять, но я весьма искренно и наивно возразил ему, что плачу не от раскаяния, а оттого, что он обидел меня несправедливым подозрением в умысле и
разбранил моего дядьку.
Вот пошел он к синему морю; // Видит — море слегка разыгралось. // Стал он кликать золотую рыбку, // Приплыла к нему рыбка и спросила: // «Чего тебе надобно, старче?» // Ей с поклоном старик отвечает: // «Смилуйся, государыня рыбка, //
Разбранила меня моя старуха, // Не дает старику мне покою: // Надобно ей новое корыто; // Наше-то совсем раскололось». // Отвечает золотая рыбка: // «Не печалься, ступай себе // с Богом, // Будет вам новое корыто».
Неточные совпадения
Он их
разбранил, объявив, что он совсем не всякую среду обедал у Ильинских, что это «клевета», что обедал он у Ивана Герасимовича и что вперед, кроме разве воскресенья, и то не каждого, будет обедать дома.
Кирила Петрович оделся и выехал на охоту с обыкновенной своею пышностию, — но охота не удалась. Во весь день видели одного только зайца, и того протравили. Обед в поле под палаткою также не удался, или по крайней мере был не по вкусу Кирила Петровича, который прибил повара,
разбранил гостей и на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского.
После обыкновенных фраз, отрывистых слов и лаконических отметок, которым лет тридцать пять приписывали глубокий смысл, пока не догадались, что смысл их очень часто был пошл, Наполеон
разбранил Ростопчина за пожар, говорил, что это вандализм, уверял, как всегда, в своей непреодолимой любви к миру, толковал, что его война в Англии, а не в России, хвастался тем, что поставил караул к Воспитательному дому и к Успенскому собору, жаловался на Александра, говорил, что он дурно окружен, что мирные расположения его не известны императору.
Он не пропускал ни одного движения, ни одного слова, чтоб не
разбранить мальчишек; к словам нередко прибавлял он и тумак или «ковырял масло», то есть щелкал как-то хитро и искусно, как пружиной, большим пальцем и мизинцем по голове.
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя
разбранила, князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…