К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных
слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что
для самой старухи каждое слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего
для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
— Я не знаю, — продолжала она, —
для музыки я, кажется, просто не рождена, потому что у меня очень дурной
слух; но театр…
Можно будет распустить под рукой
слух, что это старая ваша любовь, на которую мать была не согласна, потому что он нечиновен; но
для сердца вашего, конечно, не может существовать подобного препятствия: вы выходите за него, и прекрасно!