Цитаты со словом «поить»
В приказах гражданского ведомства
было, между прочим, сказано: «Увольняется штатный смотритель эн-ского уездного училища, коллежский асессор Годнев с мундиром и пенсионом, службе присвоенными»; потом далее: «Определяется смотрителем эн-ского училища кандидат Калинович».
Прочитав этот приказ, автор невольно задумался. «Увы! — сказал он сам себе. — В мире ничего нет прочного. И Петр Михайлыч Годнев больше не смотритель, тогда как по точному счету он носил это звание ровно двадцать пять лет. Что-то теперь старик станет поделывать? Не переменит ли образа своей жизни и где
будет каждое утро сидеть с восьми часов до двух вместо своей смотрительской каморы?»
В Эн-ске Годнев имел собственный домик с садом, а под городом тридцать благоприобретенных душ. Он
был вдов, имел дочь Настеньку и экономку Палагею Евграфовну, девицу лет сорока пяти и не совсем красивого лица. Несмотря на это, тамошняя исправница, дама весьма неосторожная на язык, говорила, что ему гораздо бы лучше следовало на своей прелестной ключнице жениться, чтоб прикрыть грех, хотя более умеренное мнение других было таково, что какой уж может быть грех у таких стариков, и зачем им жениться?
Сказать правду, Петр Михайлыч даже и не знал, в чем
были дела у соседки, и действительно ли хорошо, что они по начальству пошли, а говорил это только так, для утешения ее.
— Что парнишко? Ничего, хорошо: способности
есть; резов только; вчера опять два стекла в классе вышиб, — отвечал Петр Михайлыч.
— То-то вы, баря: «луку не
ем», все бы вам сахару.
— Ну, уж не сердчай, давай прядочку, — говорил Годнев и покупал лук, который тотчас же отдавал первому попавшемуся нищему, говоря: — На-ка лучку! Только без хлеба не
ешь: горько будет… Поди ко мне на двор: там тебе хлеба дадут, поди!
Она никогда не оставалась покупками Петра Михайлыча довольною и
была в этом совершенно права: приятели купцы то обвешивали его, то продавали ему гнилое за свежее, тогда как в самой Палагее Евграфовне расчетливое хозяйство и чистоплотность были какими-то ненасытными страстями.
Будучи родом из каких-то немок, она, впрочем, ни на каком языке, кроме русского, пикнуть не умела.
Приехав неизвестно как и зачем в уездный городишко, сначала чуть
было не умерла с голоду, потом попала в больницу, куда придя Петр Михайлыч и увидев больную незнакомую даму, по обыкновению разговорился с ней; и так как в этот год овдовел, то взял ее к себе ходить за маленькой Настенькой.
С самого раннего утра до поздней ночи она мелькала то тут, то там по разным хозяйственным заведениям: лезла зачем-то на сеновал, бегала в погреб, рылась в саду; везде, где только можно
было, обтирала, подметала и, наконец, с восьми часов утра, засучив рукава и надев передник, принималась стряпать — и надобно отдать ей честь: готовить многие кушанья была она великая мастерица.
Особенно хороши выходили у ней все соленые и маринованные приготовления; коренная рыба [Коренная рыба — круто соленая красная рыба весеннего улова.], например, заготовляемая ею в великий пост,
была такова, что Петр Михайлыч всякий раз, когда ел ее в летние жары с ботвиньей, говорил...
Когда спала и чем
была сыта Палагея Евграфовна — определить было довольно трудно, и она даже не любила, если ей напоминали об этом.
Чай
пила как-то урывками, за стол (хоть и накрывался для нее всегда прибор) садилась на минуточку; только что подавалось горячее, она вдруг вскакивала и уходила за чем-то в кухню, и потом, когда снова появлялась и когда Петр Михайлыч ей говорил: «Что же ты сама, командирша, никогда ничего не кушаешь?», Палагея Евграфовна только усмехалась и, ответив: «Кабы не ела, так и жива бы не была», снова отправлялась на кухню.
— Взял нищую с дороги, не дал с голоду умереть да еще жалованье положил, бесстыдник этакой! У самого дочка
есть: лучше бы дочке что-нибудь скопил! — ворчала она себе под нос.
Передав запас экономке, Петр Михайлыч отправлялся в гостиную и садился
пить чай с Настенькой. Разговор у отца с дочерью почти каждое утро шел такого рода...
— И то дурно: что ж мы
будем сегодня читать? Вот вечером и нечего читать.
— Ну, ну, не рассказывай! Изволь-ка мне лучше прочесть: мне приятнее от автора узнать, как и что
было, — перебивал Петр Михайлыч, и Настенька не рассказывала.
Надобно
было иметь истинно христианское терпение Петра Михайлыча, чтобы держать Гаврилыча в продолжение десяти лет сторожем при училище, потому что инвалид, по старости лет, был и глуп, и ленив, и груб; никогда почти ничего не прибирал, не чистил, так что Петр Михайлыч принужден был, по крайней мере раз в месяц, нанимать на свой счет поломоек для приведения здания училища в надлежащий порядок.
Кроме того, у сторожа
была любимая привычка позавтракать рано поутру разогретыми щами, которые он обыкновенно и становил с вечера в смотрительской комнате в печку на целую ночь.
Занявшись в смотрительской составлением отчетов и рапортов, во время перемены классов Петр Михайлыч обходил училище и начинал, как водится, с первого класса, в котором, тоже, как водится,
была пыль столбом.
— Ах вы, эфиопы! Татарская орда! А?.. Тише!.. Молчать!.. Чтобы муха пролетала, слышно у меня
было! — говорил старик, принимая строгий вид.
Вообще строгость и крутые меры
были совершенно не в характере Петра Михайлыча.
Со школьниками он еще кое-как справлялся и, в крайней необходимости, даже посекал их, возлагая это, без личного присутствия, на Гаврилыча и давая ему каждый раз приказание наказывать не столько для боли, сколько для стыда; однако Гаврилыч, питавший к школьникам какую-то глубокую ненависть, если наказуемый
был только ему по силе, распоряжался так, что тот, выскочив из смотрительской, часа два отхлипывался.
Но в совершенное затруднение становился старик, когда ему нужно
было делать замечание или выговоры учителям.
Этому, впрочем, подпадал один только преподаватель истории Экзархатов, который
был человек очень неглупый, из университета.
В продолжение всего месяца он
был очень тих, задумчив, старателен, очень молчалив и предмет свой знал прекрасно; но только что получал жалованье, на другой же день являлся в класс развеселый; с учениками шутит, пойдет потом гулять по улице — шляпа набоку, в зубах сигара, попевает, насвистывает, пожалуй, где случай выпадет, готов и драку сочинить; к женскому полу получает сильное стремление и для этого придет к реке, станет на берегу около плотов, на которых прачки моют белье, и любуется…
Еще в Москве он женился на какой-то вдове, бог знает из какого звания, с пятерыми детьми, — женщине глупой, вздорной, по милости которой он, говорят, и
пить начал.
Во все время, покуда кутит муж, Экзархатова убегала к соседям; но когда он приходил в себя, принималась его, как ржа железо,
есть, и достаточно было ему сказать одно слово — она пустит в него чем ни попало, растреплет на себе волосы, платье и побежит к Петру Михайлычу жаловаться, прямо ворвется в смотрительскую и кричит...
— Известно что: двои сутки
пил! Что хошь, то и делайте. Нет моей силушки: ни ложки, ни плошки в доме не стало: все перебил; сама еле жива ушла; третью ночь с детками в бане ночую.
— Боже мой! Боже мой! — говорил Петр Михайлыч, пожимая плечами. — Вы, сударыня, успокойтесь; я ему поговорю и надеюсь, что это
будет в последний раз.
— Вы, Николай Иваныч, опять вашей несчастной страсти начинаете предаваться! Сами, я думаю, знаете греческую фразу: «Пьянство
есть небольшое бешенство!» И что за желание быть в полусумасшедшем состоянии! С вашим умом, с вашим образованием… нехорошо, право, нехорошо!
— Характерная женщина! Ах, какая характерная! Сгубила совсем человека; а какой малый-то бесподобный! Что ты
будешь делать?
Проходя из училища домой, Петр Михайлыч всегда
был очень рад, когда встречал кого-нибудь из знакомых помещиков, приехавших на время в город.
— Нет, ни у кого еще не
был.
— Благодарю вас.
Буду, если позволите. Сейчас только в суд заеду.
— А что, мать-командирша, что мы
будем сегодня обедать? — спрашивал он, приходя домой.
—
Будете сыты, не беспокойтесь.
Впрочем, и Палагее Евграфовне
было не жаль: она не любила только, когда ее заставали, как она выражалась, неприпасенную.
Кроме случайных посетителей, у Петра Михайлыча
был один каждодневный — родной его брат, отставной капитан Флегонт Михайлыч Годнев.
Капитан
был холостяк, получал сто рублей серебром пенсиона и жил на квартире, через дом от Петра Михайлыча, в двух небольших комнатках.
В противоположность разговорчивости и обходительности Петра Михайлыча, капитан
был очень молчалив, отвечал только на вопросы и то весьма односложно.
Он очень любил птиц, которых держал различных пород до сотни; кроме того, он
был охотник ходить с ружьем за дичью и удить рыбу; но самым нежнейшим предметом его привязанности была легавая собака Дианка.
Постоянный костюм капитана
был форменный военный вицмундир. Курил он, и курил очень много, крепкий турецкий табак, который вместе с пенковой коротенькой трубочкой носил всегда с собой в бисерном кисете. Кисет этот вышила ему Настенька и, по желанию его, изобразила на одной стороне казака, убивающего турка, а на другой — крепость Варну. Каждодневно, за полчаса да прихода Петра Михайлыча, капитан являлся, раскланивался с Настенькой, целовал у ней ручку и спрашивал о ее здоровье, а потом садился и молчал.
Капитан вставал и почтительно ему кланялся. Из одного этого поклона можно
было заключить, какое глубокое уважение питал капитан к брату. За столом, если никого не было постороннего, говорил один только Петр Михайлыч; Настенька больше молчала и очень мало кушала; капитан совершенно молчал и очень много ел; Палагея Евграфовна беспрестанно вскакивала. После обеда между братьями всегда почти происходил следующий разговор...
— С богом! Вечером
будете?
К обедне Петр Михайлыч шел уже с Настенькой и
был одет в новую шинель и шляпу и средний вицмундир; капитан являлся тоже в среднем вицмундире.
По праздникам Петр Михайлыч
был еще спокойнее, еще веселее.
— Не угодно ли вам, возлюбленный наш брат, одолжить нам вашей трубочки и табачку? — говорил он, принимаясь за кофе, который
пил один раз в неделю и всегда при этом выкуривал одну трубку табаку.
Неточные совпадения
— Буду-с, — отвечал капитан и уходил, а вечером действительно являлся к самому чаю с своими обычными атрибутами: кисетом, трубкой и Дианкой.
Цитаты из русской классики со словом «поить»
Раным-рано куры запели,
Про весну обвестили.
Прощай, Масленица!
Сладко, во́ложно нас кормила,
Суслом, бражкой
поила.
Прощай, Масленица!
Пито, гуляно было вволю,
Пролито́ того боле.
Прощай, Масленица!
Мы зато тебя обрядили
Рогозиной, рединой.
Прощай, Масленица!
Мы честно тебя проводили,
На дровнях волочили.
Прощай, Масленица!
Завезем тебя в лес подале,
Чтоб глаза не видали.
Прощай, Масленица!
Иногда, сверх того, отпускали к ней на полгода или на год в безвозмездное услужение дворовую девку, которую она, впрочем, обязана была, в течение этого времени, кормить,
поить, обувать и одевать на собственный счет.
Козленочка я заколол, и мы его с моим барином в лапше съели, а козочку я подоил и ее молочком начал дитя
поить.
Я ему и говорю: «Коли, говорю, солдаты больно хороши, так пусть бы с них баря оброки и брали, а то дворовые и мужики их
поят и кормят, а они их все бранят».
— Игнат, — сказал он, — схлопочи-ка насчет чая! Мы тут поочередно хозяйство ведем, — сегодня Игнатий нас
поит, кормит!
Ассоциации к слову «поить»
Предложения со словом «поить»
- Сразу стала поить нас с дороги чаем с вареньем и рассказывать новости.
- Запас древесного угля мы везли с собой и, сообразив, что парень собирается поить лошадей, принялись ему помогать.
- Затем подошёл к бару и вручил бармену пятьдесят долларов с наказом, чтобы тот весь день поил всех жаждущих.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «поить»
Значение слова «поить»
ПОИ́ТЬ, пою́, пои́шь и по́ишь; повел. пои́; несов., перех. 1. (несов. напоить). Давать пить. Поить чаем. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ПОИТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «поить»
- И я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!
- Бывают дни: я ненавижу
Свою отчизну — мать свою.
Бывают дни: ее нет ближе,
Всем существом ее пою.
Все, все в ней противоречиво,
Двулико, двуедино в ней…
- Теперь можно считать доказанным, что ежели человека не кормить, не поить, не лечить, то он, эта, будет, значить, несчастлив и даже, может, помрет.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно