Неточные совпадения
— Молчи и сейчас же бери своих одров и долой с моего двора. Я не могу терпеть в моем доме таких развратников. А тебя, мерзавка, завтра же в земский суд, завтра! — продолжала старуха, грозя девке пальцем. —
Помилуйте, — отнеслась она снова к Иосафу, — каждый год, как весна, так и в тягости, а к Успенкам уж и жать не может: «Я, барыня, тяжела, не молу». Отчего ж Палагея не делает того? Всегда
раба верная,
раба покорная,
раба честная.
— Молитесь Богу, дети! — сказал им Иван Григорьич. — Кладите земные поклоны, творите молитву за мной: «Сохрани, Господи, и
помилуй рабу твою, девицу Агриппину! Воздай ей за добро добром, Владыко многомилостивый!»
Неточные совпадения
Как дитя благовоспитанное и благородное, Володя, несмотря на увлечение, которому поддался наравне с прочими, не мог, однако ж, не вспоминать родительских наставлений, тем более что родители обращались с ним не столько как с
рабом, сколько как с
милым ребенком, имеющим чувствительное сердце.
Ахилла вздохнул и вслед за ним сделал то же. В торжественной тишине полуночи, на белом, освещенном луною пустом огороде, начались один за другим его мерно повторяющиеся поклоны горячим челом до холодного снега, и полились широкие вздохи с сладостным воплем молитвы: «Боже! очисти мя грешного и
помилуй мя», которой вторил голос протопопа другим прошением: «Боже, не вниди в суд с
рабом твоим». Проповедник и кающийся молились вместе.
Мы моление соборное // Ныне шлем к тебе, господь; // В жизни — доли непокорная, // Скоро прахом будет плоть, // В дни былые дерзновенного // Скоро кончится борьба; // Ты ж
помилуй сокрушенного, // Ныне верою смиренного, // В вечный мир от мира бренного // Отходящего
раба!
— Нет, Александр, я не могу скрываться, я сегодня же скажу ему, что я люблю тебя, и пусть он делает, что хочет, — пусть убьет меня, пусть прогонит. Я решительно не могу без тебя жить. Друг мой,
милый мой! Возьми меня к себе, спаси меня от этого злодея; увези меня куда-нибудь, — я буду служить тебе, буду
рабою твоею.
Обращался я к богу словами псалмов Давидовых, а также всеми другими молитвами, какие знал, и было приятно мне твердить про себя складные, певучие слова, но как только вспомню Титова, скажу: «
Помилуй, господи, велиею милостию твоею
раба твоего Георгия…» — и вдруг остынет сердце, и как бы иссякнет ручей молитвословия моего, замутится ясность радости, словно стыдно мне перед богом, — не могу больше!