Неточные совпадения
Украсив таким образом свое лицо и возложив
на себя известное число юбок, Татьяна Ивановна, наконец, надела свое холстинковое, почти новенькое платье, и — странное
дело, что значит женский туалет!
Она
разделяла их
на три класса:
на милашек,
на так себе и
на гадких.
— А третьего
дня на что в трактир ходили, и пьяный еще Матрену, бесстыдник этакий, обругал?
— Батюшка, Ферапонт Григорьич, не погубите, совершенно погибаю: все перезаложила, с позволения сказать, юбку третьего
дня продала
на толкучке.
— Может быть; но слушайте: «Она меня так поразила, что я сбился с такта, танцуя с нею вальс, и, совершенно растерявшись, позвал ее
на кадриль. Ах, как она прекрасно танцует, с какою легкостью, с какою грациею… Я заговорил с нею по-французски; она знает этот язык в совершенстве. Я целую ночь не спал и все мечтал о ней.
Дня через три я ее видел у С… и опять танцевал с нею. Она сказала, что со мною очень ловко вальсировать. Что значат эти слова? Что хотела она этим сказать?..» Ну, довольно.
— Нельзя было, душа моя. Генерал просто меня прогнал; встретил в лавках: «Что вы, говорит, сидите здесь? Я, говорит, давно для вас место приготовил». Я говорю: «Ваше превосходительство, у меня хозяйство». — «Плюньте, говорит,
на ваше хозяйство; почтенная супруга ваша с часу
на час вас ждет», — а
на другой
день даже письмо писал ко мне; жалко только, что дорогою затерял.
— Ну, думала, — продолжала Катерина Архиповна: — приехала в Москву, наняла почище квартиру, думала,
дело делом, а может быть, бог приведет и дочерей устроить. Вот тебе теперь и чистота. Одними окурками насорит все комнаты. Вот в зале здесь с своим прекрасным гардеробом расположится, — принимай посторонних людей. Подумали ли вы хоть о гардеробе-то своем? Ведь здесь столица, а не деревня; в засаленном фраке —
на вас все пальцем будут показывать.
Генерала он только видел, но тот ему ни слова не говорил о месте; а приехал в Москву единственно потому, что, быв в одной холостой у казначея компании и выпив несколько рюмок водки, прихвастнул, что он
на другой же
день едет к своему семейству в Москву, не сообразя, что в числе посетителей был некто Климов, его сосед, имевший какую-то странную привычку ловить Антона Федотыча
на словах, а потом уличать его, что он не совсем правду сказал.
На другой
день Ступицын пораздумал и уже решился было потихоньку уехать в деревню; но Климов приехал к нему со всей честной компанией.
На другой
день зовет к себе гостей; до приезда еще их выпивает крепкой очищенной водки.
Пошалив таким образом,
на другой
день принимается за
дело: ходит по постройкам, а вечером пишет письма в Петербург, чтобы ему выслали четыре ящика вина, — словом, живет
на широкую ногу, русским барином.
Постоянные хлопоты по хозяйству, о детях, вечная борьба с нуждою, каждодневные головомойки никуда не годному супругу — все это развило в Катерине Архиповне желчное расположение и значительно испортило ее характер; она брюзжала обыкновенно целые
дни то
на людей, то
на дочерей, а главное —
на мужа.
Обе эти девицы были влюблены по нескольку раз, хотя и не совсем с успехом; маменьки они боялись, слушались ее и уважали; вследствие того и в отношении папеньки
разделяли вполне ее мнение, то есть считали его совершенно за нуль и только иногда относились к нему с жалобами
на младшую, Машет, которую обе они терпеть не могли, потому что она была идолом маменьки, потому что ей шили лучшие платья и у ней было уже до пятка женихов, тогда как им не досталось еще ни одного.
Татьяна Ивановна, войдя к хозяйке, которая со всеми своими дочерьми сидела в спальной, тотчас же рассыпалась в разговорах: поздравила всех с приездом Антона Федотыча, засвидетельствовала почтение от Хозарова и затем начала рассказывать, как ее однажды, когда она шла от одной знакомой вечером, остановили двое мужчин и так напугали, что она после недели две была больна горячкою, а потом принялась в этом же роде за разные анекдоты; описала несчастье одной ее знакомой,
на которую тоже вечером кинулись из одного купеческого дома две собаки и укусили ей ногу; рассказала об одном знакомом ей мужчине — молодце и смельчаке, которого ночью мошенники схватили
на площади и
раздели донага.
— То-то и есть, испугались! А в самом
деле, что сказать? Я сегодня думаю сходить… Катерина Архиповна очень просила прийти помочь барышням собираться
на вечер. Она сегодня будет в розовом газовом и, должно быть, будет просто чудо! К ней очень идет розовое.
«Иван Семеныч! Сделай, брат, дружбу, пришли мне
на день сани с полостью, и хорошо, если бы одолжил серого рысака, в противном же случае — непременно вороную кобылу, чем несказанно меня обяжешь. — Хозаров.
Такого рода жизнь, хотя была и убыточна, но при мне позволительна, теперь же другое
дело: вы живете одни и повторяете то же самое и без меня; открыли даже в вашем доме, как я слышал,
на целую зиму вечера и в два месяца прожили пять тысяч рублей.
Во избежание всего этого, с будущей весны, то есть по окончании квартирного контракта, я намерен переехать с вами
на постоянное житье в К., где сосредоточу все мои
дела.
Вам скучны ласки этого юного существа, и вот — вы начинаете обманывать: жалуетесь
на желчь,
на сплин; но приезжает приятель, с которым какие-нибудь у вас есть
дела, и сейчас все проходит; откуда является энергия, деятельность, потому что тут говорит ваша собственная корысть.
— Мари нейдет тут в сравнение, — отвечал Хозаров. — Мари ангелочек-девочка;
на ней можно жениться, любить ее, знаете, как жену; но это другое
дело: эту надобно слушать и удивляться.
Обе сестры, споря между собой, вместе с тем чувствовали страшное ожесточение против младшей сестры и имели
на это полное право: Катерина Архиповна еще за два
дня приготовила своему идолу весь новый туалет: платье ей было сшито новое, газовое,
на атласном чехле; башмаки были куплены в магазине, а не в рядах, а
на голову была приготовлена прекрасная коронка от m-me Анет; но это еще не все: сегодня
на вечер эта девочка, как именовали ее сестры, явится и в маменькиных брильянтах, которые нарочно были переделаны для нее по новой моде.
— За этого толстого господина? Постойте, батюшка Сергей Петрович, пожалуй, это и
на дело похоже. Когда они собирались
на вечер, Марья Антоновна была такая грустная, а этот господин сидел с Катериной Архиповной и все шепотом разговаривали…
Между тем как Антон Федотыч, подгуляв у Хозарова, посвящал его во все семейные тайны и как тот
на основании полученных им сведений решился в тот же
день просить руки Марьи Антоновны, Рожнов лежал в кабинете и читал какой-то английский роман.
Долго еще Варвара Александровна говорила в том же тоне. Она
на этот раз была очень откровенна. Она рассказала историю одной молодой девушки, с прекрасным, пылким сердцем и с умом образованным, которую родители выдали замуж по расчету, за человека богатого, но отжившего, желчного, в котором только и были две страсти: честолюбие и корысть, — и эта бедная девушка, как южный цветок, пересаженный из-под родного неба
на бедный свет оранжереи, сохнет и вянет с каждым
днем.
Прощаясь с гостем, Мамилова обещалась побывать
на другой
день у Ступицыных и поговорить там о нем.
Почтеннейшая девица не замедлила явиться в этот же
день, и Рожнов взялся сам отказать гостье и, видно, исполнил это
дело весьма добросовестно, потому что Татьяна Ивановна после довольно громкого разговора, который имела с ним первоначально в зале, потом в лакейской и, наконец,
на крыльце, вдруг выскочила оттуда, как сумасшедшая, и целые почти два переулка бежала, как будто бы за ней гналась целая стая бешеных собак.
Проснувшись
на другой
день, Хозаров внимательно рассмотрел свое положение.
— Вы напишите ей письмо почувствительнее, а главное
дело — напишите ей про мать: какая она ей злодейка и какого счастья лишает ее
на всю жизнь.
— Вот прекрасно! Обыкновенно, как берут деньги взаем: не в ноги же ему кланяться, мне еще не до зарезу пришло; я найду денег; завтрашний же
день возьму
на какие-нибудь месяцы у Мамиловой.
Горько и обидно было ее материнскому сердцу; целые ночи она проплакивала и промаливалась, а по
дням все свои огорчения принималась вымещать
на старших дочерях, а главное —
на Антоне Федотыче.
Антону Федотычу просто житья не было: мало того, что ему строжайшим образом было запрещено курить трубку
на том основании, что будто бы табачный дым проходит наверх к идолу и беспокоит его; мало того, что Катерина Архиповна всей семье вместо обеда предоставила одну только три
дня тому назад жареную говядину, — этого мало: у Антона Федотыча был отобран даже матрац и положен под перину Машет; про выговоры и говорить нечего; его бранили за все: и за то, что он говорит громко, и каблуками стучит, и даже за какое-то бессмысленное выражение лица, совершенно неприличное для отца, у которого так больна дочь.
Все это Антон Федотыч переносил первоначально со свойственным ему терпением и даже, стараясь принять участие в семейных хлопотах, сам бегал по нескольку раз в
день в аптеку; но, наконец, не выдержал и, махнув рукой, куда-то отправился
на целый
день.
Катерина Архиповна в самом
деле была непохожа сама
на себя: она даже наговорила дерзостей добряку Рожнову, когда тот начал было ее утешать и успокаивать.
На третий
день поутру она, наконец, решилась объясниться с дочерью и узнать, что такое с нею.
— Как вы это так говорите, в таком
деле, Иван Борисыч; это, я думаю,
на всю жизнь.
— Да что вы
на меня кричите: спрашивайте с кучеров; мне что? Мое
дело сесть да поехать.
Впрочем, как прислуга ни лениво сбиралась, как ни представляла барину тысячу препятствий, но
на другой
день в одной из московских застав был записан выехавшим: надворный советник Рожнов в К…
На другой же
день после описанной в предыдущей главе сцены Катерина Архиповна, наконец, решилась послать мужа к Хозарову с тем, чтобы он первоначально осмотрел хорошенько, как молодой человек живет, и, поразузнав стороною о его чине и состоянии, передал бы ему от нее письмо.
Послание Катерины Архиповны, если не высказывало полного согласия
на предложение моего героя, то в то же время было совершенно написано в другом духе, чем прежнее ее письмо, — это была ласковая, пригласительная записка приехать и переговорить об интересном и важном
деле.
Целый
день был употреблен
на отыскание Антона Федотыча, скрывавшегося где-то от семейных неприятностей; наконец, он был найден у трех офицеров, живших
на одной квартире.
Пояснив супруге, что он все очень хорошо понял и потому прекрасно обделает это
дело, тотчас же отправился к Хозарову и даже отправился, сверх ожидания, по распоряжению Катерины Архиповны
на извозчике.
В этот же самый
день, часу в четвертом пополудни, Хозаров вбежал так нечаянно и так быстро в нумер Татьяны Ивановны, что она, лежа в это время
на своей кровати и начав уже немного засыпать послеобеденным сном, даже испугалась и вскрикнула.
Подобные вещи всегда делаются в присутствии благородных людей; а во-вторых, если будет оттуда, для спроса обо мне, какой-нибудь подсыл, то теперь они
на меня могут бог знает что наболтать; но, побывав
на пирушке, другое
дело; тут они увидят, что я живу не по-ихнему, и невольно, знаете, по чувству этакого уважения и даже благодарности отзовутся в пользу мою.
— Господа! Я, может быть,
на днях буду иметь нужду в вашей помощи, потому что думаю увезти девушку, и вас, как товарищей, буду просить помочь мне.
— Я не смею вас и беспокоить. Вы женатый человек, а все женатые для меня священные особы: они неприкосновенны! Но
дело в том, что я в одну прекрасную лунную ночь… —
На этом слове Хозаров остановился, потому что в комнату вбежала Татьяна Ивановна.
— Извините меня, — сказал Ступицын, — я имею к вам маленький секрет: я слышал —
на днях вы делали честь моей младшей дочери, и жена моя ничего вам не сказала окончательного. Я, конечно, как только узнал, тотчас все это решил. Теперь она сама пишет к вам и просит вас завтрашний
день пожаловать к нам… — С этими словами Ступицын подал Хозарову записку Катерины Архиповны, который, прочитав ее, бросился обнимать будущего тестя.
Антон Федотыч разговорился донельзя и, познакомившись
на короткую ногу со всеми и рассказав каждому что-нибудь интересное про себя, объявил, что у него
на днях будет особенный случай и что он тогда поставит себе в непременную обязанность просить всех господ пожаловать к нему откушать, надеясь угостить их удивительною белорыбицею, купленною чрез одного давнишнего его комиссионера в самом устье Волги.
— Господи боже мой! — воскликнула, всплеснув руками, Катерина Архиповна. — Это превосходит всякое терпение: человек вы или нет, милостивый государь? Похожи ли вы хоть
на животное-то? И те о щенках своих попечение имеют, а в вас и этих-то чувств нет… Подите вы от меня куда-нибудь; не терзайте по крайней мере вашей физиономией. Великое
дело поручила отцу семейства: подробнее рассмотреть, как живет, где, и что, и как? Так и этого-то не сумел и не хотел сделать.
Антон Федотыч, чем более странная голова его приходила в нормальное состояние, тем яснее начал сознавать, в какой мере он дурно исполнил возложенное
на него поручение, и что ему непременно последует от супруги брань, и брань такого сорта, какой он никогда еще не получал, потому что
дело шло об идоле, а в этом случае Катерина Архиповна не любила шутить.
Пораздумавшись, он решился
на целый
день дать куда-нибудь тягу и явиться домой в то время, как у Катерины Архиповны поуходится сердце.