Неточные совпадения
Бегушев побагровел от злости. Он убежден был, что
графа принял Прокофий, и принял с умыслом, а не просто. Первым его движением было идти и избить Прокофия до полусмерти, но от этого он, как и всегда, удержался, только
лицо его оставалось искаженным от гнева.
Граф Хвостиков, заметивший это и относя неудовольствие хозяина к себе, сконфузился и почти испугался.
—
Графу я, конечно, не напомнил об этом и только сухо и холодно объявил ему, что место это обещано другому
лицу; но в то же время, дорожа дружбой Ефима Федоровича, я решился тому прямо написать, и вот вам слово в слово мое письмо: «Ефим Федорович, — пишу я ему, — зная ваше строгое и никогда ни перед чем не склоняющееся беспристрастие в службе, я представляю вам факты… — и подробно описал ему самый факт, — и спрашиваю вас: быв в моем положении, взяли ли бы вы опять к себе на службу подобного человека?»
Сойдя вместе с
графом на улицу, Бегушев увидел, что Елизавета Николаевна и Тюменев сидели в коляске, и при этом ему невольно кинулось в глаза, что оба они были с очень сердитыми
лицами.
В ответ на это
граф Хвостиков имел в своем
лице выражение невинного агнца, ничего не понимающего, и, поднеся таким образом Домне Осиповне букет, не совсем приятно для нее благоухающий, уехал.
Каждый из них старался показать, что новость, сообщенную
графом Хвостиковым, считает за совершеннейший вздор; но в то же время у Домны Осиповны сразу пропала нежность и томность во взоре; напротив, он сделался сух и черств; румяное и почти всегда улыбающееся
лицо доктора тоже затуманилось, и за обедом он не так много поглотил сладкого, как обыкновенно поглощал.
Когда
граф Хвостиков проезжал с дочерью по Театральной площади мимо дома Челышева, Елизавета Николаевна вдруг опять закрыла себе
лицо рукою и зарыдала.
Беловзоров сидел угрюмо в углу, весь застегнутый и красный; на тонком
лице графа Малевского постоянно бродила какая-то недобрая улыбка; он действительно впал в немилость у Зинаиды и с особенным стараньем подслуживался старой княгине, ездил с ней в ямской карете к генерал-губернатору.
Анна Федоровна, напротив, торопливо вскочила, поклонилась и, не отрывая глаз от
лица графа, начала говорить ему, то находя необыкновенное сходство с отцом, то рекомендуя свою дочь, то предлагая чаю, варенья или пастилы деревенской.
Я поглядел на больное, истрепавшееся
лицо графа, на рюмку, на лакея в желтых башмаках, поглядел я на чернобрового поляка, который с первого же раза показался мне почему-то негодяем и мошенником, на одноглазого вытянувшегося мужика, — и мне стало жутко, душно… Мне вдруг захотелось оставить эту грязную атмосферу, предварительно открыв графу глаза на всю мою к нему безграничную антипатию… Был момент, когда я готов уже был подняться и уйти… Но я не ушел… Мне помешала (стыдно сознаться!) простая физическая лень…
Неточные совпадения
— Это не нам судить, — сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения на
лице князя. — Так вы пришлете мне эту книгу, любезный
граф? Очень благодарю вас, — обратилась она к молодому Шведу.
Другую записку
граф Иван Михайлович дал к влиятельному
лицу в комиссии прошений.
(
Граф указывал пальцем на простреленную картину;
лицо его горело как огонь; графиня была бледнее своего платка: я не мог воздержаться от восклицания.)
Монгольская сторона московского периода, исказившая славянский характер русских, фухтельное бесчеловечье, исказившее петровский период, воплотилось во всей роскоши безобразия в
графе Аракчееве. Аракчеев, без сомнения, одно из самых гнусных
лиц, всплывших после Петра I на вершины русского правительства; этот
Постоянно бывали у нас на собраниях всегда печальный
граф де Панж, Фюмэ, Дерменгем, бывал Мунье, впоследствии редактор «Esprit», бывали и некоторые духовные
лица.