Миропа Дмитриевна, прямо принявшая эти слова на свой
счет, очень недолго посидела и ушла, дав себе слово больше не заходить к своим постояльцам и
за их грубый прием требовать с них квартирные деньги вперед; но демон любопытства, терзавший Миропу Дмитриевну более,
чем кого-либо, не дал ей покою, и она строго приказала двум своим крепостным рабам, горничной Агаше и кухарке Семеновне, разузнать, кто же будет готовить кушанье и прислуживать Рыжовым.
— И неужели же, — продолжал Крапчик почти плачевным голосом, — князь и Сергей Степаныч рассердились на меня
за хлыстов?.. Кто ж мог предполагать,
что такие высокие лица примут на свой
счет, когда говоришь что-нибудь о мужиках-дураках?!
Туда в конце тридцатых и начале сороковых годов заезжал иногда Герцен, который всякий раз собирал около себя кружок и начинал обыкновенно расточать целые фейерверки своих оригинальных, по тогдашнему времени, воззрений на науку и политику, сопровождая все это пикантными захлестками; просиживал в этой кофейной вечера также и Белинский, горячо объясняя актерам и разным театральным любителям,
что театр — не пустая забава, а место поучения, а потому каждый драматический писатель, каждый актер, приступая к своему делу, должен помнить,
что он идет священнодействовать; доказывал нечто вроде того же и Михайла Семенович Щепкин, говоря,
что искусство должно быть добросовестно исполняемо, на
что Ленский [Ленский Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805—1860), — актер и драматург-водевилист.], тогдашний переводчик и актер, раз возразил ему: «Михайла Семеныч, добросовестность скорей нужна сапожникам, чтобы они не шили сапог из гнилого товара, а художникам необходимо другое: талант!» — «Действительно, необходимо и другое, — повторил лукавый старик, — но часто случается,
что у художника ни того, ни другого не бывает!» На чей
счет это было сказано, неизвестно, но только все присутствующие,
за исключением самого Ленского, рассмеялись.