Неточные совпадения
— О, это я могу тебе объяснить! — сказал окончательно гнусливым голосом камер-юнкер. —
Название это взято у Дюма, но из какого романа —
не помню, и, по-моему, эти сборища, о которых так теперь кричит благочестивая Москва, были
не больше как свободные,
не стесняемые светскими приличиями, развлечения молодежи. Я сам никогда
не бывал на таких вечерах, — соврал, по мнению автора, невзрачный господин: он, вероятно, бывал на афинских вечерах, но только его
не всегда приглашали туда за его мизерность.
Я
не помню названия и содержания этой пиесы, разумеется нелепо-детской, но помню, что играл в ней две роли: какого-то пустынника старика — в первых двух действиях, и какого-то атамана разбойников — в третьем, причем был убит из пистолета.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и
названий даже
не помню. И всё случаем: я
не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
— А вы думали нет? Подождите, я и вас проведу, — ха, ха, ха! Нет, видите ли-с, я вам всю правду скажу. По поводу всех этих вопросов, преступлений, среды, девочек мне вспомнилась теперь, — а впрочем, и всегда интересовала меня, — одна ваша статейка. «О преступлении»… или как там у вас, забыл
название,
не помню. Два месяца назад имел удовольствие в «Периодической речи» прочесть.
После моего выздоровления я начинаю
помнить себя уже дитятей,
не крепким и резвым, каким я сделался впоследствии, но тихим, кротким, необыкновенно жалостливым, большим трусом и в то же время беспрестанно, хотя медленно, уже читающим детскую книжку с картинками под
названием «Зеркало добродетели».
Театральная пиеска имела двойное
название; первого
не помню, а второе было: «Драматическая пустельга».
Мы долго ехали на прекрасной тройке во время вьюги, потом в какой-то деревушке,
не помню уж
названия, оставили тройку, и мужик на розвальнях еще верст двенадцать по глухому бору тащил нас до лесной сторожки, где мы и выспались, а утром, позавтракав, пошли. Дядя мне дал свой штуцер, из которого я стрелял
не раз в цель.