Вспомни меня. Книга 1

Виктория Мальцева, 2022

Говорят, среди них есть пара, но они не помнят друг друга. Так же, как и все остальные, не знают ни своих имён, ни кто они и откуда. Десять парней, десять девушек, необитаемый остров. Или не остров? Их цель – выжить и вспомнить. Любовь – самая прекрасная и самая мощная эмоция. Можно ли её уничтожить, стерев память, или что-то всё-таки останется?

Глава 5. Хозяин леса

Гора из коричневой шерсти, услышав нас, разворачивается и встаёт на задние ноги. Я знаю, кто это, я помню, что сейчас категорически нельзя поворачиваться к нему спиной и убегать — это спровоцирует у зверя инстинкт преследования, но убей не помню название животного.

— Ме-е-едве-е-едь! — воплем подсказывает Цыплёнок.

— Тихо! Не поворачивайся спиной! Не беги! Медленно… по шажочку отходим назад!

Едва я успеваю выдать инструкции, как медведь приподнимает верхнюю губу, обнажив зубы, и издаёт грозное:

— Рррррррррр!

И уже через мгновение мои ноги несут меня со скоростью света. Я перепрыгиваю кусты целиком, перебираю ступнями камни, как ступеньки, и ору «А-а-а-а!». Почему-то в этом «А» попадаются и согласные буквы, но мне некогда размышлять о том, что бы они могли означать.

В конце концов, когда ног своих я уже почти не чувствую, мне приходит на ум, что, если бы медведь принял решение гнаться за мной, он бы уже давно догнал и съел. А может быть, он решил, что Цыплёнок вкуснее? У меня уже почти просыпаются угрызения совести, как вдруг я отчётливо слышу топот её кроссовок и пыхтение позади себя.

— Ты… здесь? — то ли спрашиваю, то ли констатирую, как только у меня это получается, хотя всё ещё задыхаюсь от продолжительного бега.

Моя попутчица тоже, очевидно, не может ещё говорить и поэтому кивает. Мы стоим, прижавшись к мощному стволу раскидистого дерева, и смотрим друг на друга.

— Я ж говорила… бежать нельзя и поворачиваться… тоже… — зачем-то упрекаю её.

Цыплёнок закрывает глаза и прижимается к стволу ещё сильнее, теперь спиной. И мне становится её жаль.

Я аккуратно выглядываю из-за дерева — проверяю, нет ли медведя, и осознаю, как это глупо и по-детски. Откуда-то мне известно, что этот зверь лазает по деревьям и бегает гораздо шустрее меня. У человека нет против него шансов, вернее, есть только один — надеяться, что у животного найдутся другие хлопоты. Что собственно и произошло в нашем с Цыплёнком случае.

— Ладно. Пока что нам, похоже, везёт, — констатирую.

— И при том, по-крупному, — соглашается Цыплёнок, искоса взглянув на меня.

Мы опускаемся на землю и сидим рядышком, уложив спины и головы на ствол.

— Орехи только растеряли, — вдруг говорит Цыплёнок.

— Господи… точно!

Я не то слово расстроена. Это была единственная встретившаяся за всё время многочасового пути серьёзная еда.

— Ты не помнишь, где было то дерево?

Цыплёнок поворачивает голову в сторону склона, лоскутами покрытого то деревьями, то кустарником, то просто торчащего каменистыми выступами, и с грустью качает головой.

— Ладно. Это не страшно. Еду найдём ещё. Главное, воду нашли. Нужно напиться. Нам срочно нужно напиться.

— Может, подождём пока медведь уйдёт и вернёмся… туда? — предлагает Цыплёнок.

На секунду я допускаю такой вариант, но потом меняю решение:

— Что-то совсем не хочется. К ручью можно подойти и с другой стороны. К тому же, рано или поздно он должен во что-то впадать — другой ручей, реку или, в конце концов, в море.

Откуда я всё это знаю? Да, я точно уверена, что все реки впадают в моря или океаны. Тогда почему у меня нет ни единого воспоминания о себе?

— Ты что-нибудь помнишь? — спрашиваю у Цыплёнка. — Хоть что-нибудь?

— Ничего.

— Совсем?

— Совсем, — качает она головой.

— Но названия ягод и животных ты же помнишь, а я нет.

— Не знаю, — пожимает она плечами. — Они просто… как-то… всплывают.

У неё всё лицо в рыжих пятнышках — они и на носу, и на лбу, и на веках. Даже на кончиках ушей. Но её это не уродует — она напоминает мне солнечный блик на воде.

Внезапно она поднимает на меня свои светло-голубые глаза с вопросом:

— Как думаешь, что это? Социальный эксперимент? Или конец… всего? Тест военных на выживаемость группы молодёжи? Почему нас равное количество по полу? Это похоже на заготовку для образования пар. Как бы… как если бы мы должны были выбрать себе пару для выживания. И кому-нибудь было бы интересно, как это происходит в стрессовых условиях. Например, будет ли теперь красота в цене или физическая сила? Знания или смелость, решительность? И военные так смогут определить, какой дальше вектор задать человечеству?

Военные… Да, я припоминаю таких. У меня есть… некие знания о… мире в целом. Например, мне известно, что наша планета является частью солнечной системы, что на ней развилась уникальная в обозримом человечеству радиусе атмосфера, создавшая пригодные для жизни условия. Я также помню, что человечество очень долгое время было уверено в плоской форме нашей планеты, пока не было доказано, что она круглая. Первым это предположил древний философ. Я не могу вспомнить его имя, но знаю, что придуманной им системой мер долготы и широты Земли люди пользуются до сих пор. Я также знаю, что они живут в городах, но в моей памяти нет ни единого образа города.

— Вполне очевидно одно, — вздыхаю. — Что бы ни случилось с нашей памятью, сделано это было искусственно.

— Разве такое возможно?

— Очевидно да, и мы — живое тому доказательство.

— А зачем? — восклицает она, едва не плача.

Тут мои идеи заканчиваются.

— Не имею представления. Пойдём, напьёмся уже, наконец.