Между тем в Людмиле была страсть к щеголеватости во всем: в туалете, в белье, в убранстве комнаты; тогда как Сусанна почти презирала это, и в ее спальне был только большой образ с лампадкой и довольно
жесткий диван, на котором она спала; Муза тоже мало занималась своей комнатой, потому что никогда почти не оставалась в ней, но, одевшись, сейчас же сходила вниз, к своему фортепьяно.
Снится еще Илье Ильичу большая темная гостиная в родительском доме, с ясеневыми старинными креслами, вечно покрытыми чехлами, с огромным, неуклюжим и
жестким диваном, обитым полинялым голубым барканом в пятнах, и одним большим кожаным креслом.
В Казани я сделала первый привал, // На
жестком диване уснула; // Из окон гостиницы видела бал // И, каюсь, глубоко вздохнула! // Я вспомнила: час или два с небольшим // Осталось до Нового года. // «Счастливые люди! как весело им! // У них и покой, и свобода, // Танцуют, смеются!.. а мне не знавать // Веселья… я еду на муки!..» // Не надо бы мыслей таких допускать, // Да молодость, молодость, внуки!
Во время летних прогулок — на копне сена или на обрыве над речкой Выконкой, в дождливые дни — в просторной гостиной, на старинных
жестких диванах красного дерева, — я им долгие часы рассказывал или читал, сначала сказки Гоголя и Кота-Мурлыки, «Тараса Бульбу», исторические рассказы Чистякова, потом, позже, — Тургенева, Толстого, «Мертвые души», Виктора Гюго.
Большой поместительный дом, с некрашенным досчатым полом, был меблирован самыми простыми
жесткими диванами и креслами, столами и стульями из своих берез и работы своих столяров.
Неточные совпадения
Самгин отошел от окна, лег на
диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером, в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него, держа в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между колен, ладонью правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск
жестких волос.
— Разрешите взглянуть — какие повреждения, — сказал фельдшер, присаживаясь на
диван, и начал щупать грудь, бока; пальцы у него были нестерпимо холодные,
жесткие, как железо, и острые.
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки
диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая,
жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Сидели посредине комнаты, обставленной тяжелой
жесткой мебелью под красное дерево, на книжном шкафе, возвышаясь, почти достигая потолка, торчала гипсовая голова ‹Мицкевича›, над широким ковровым
диваном — гравюра: Ян Собесский под Веной.
Райский сбросил было долой гору наложенных одна на другую мягких подушек и взял с
дивана одну
жесткую, потом прогнал Егорку, посланного бабушкой раздевать его. Но бабушка переделала опять по-своему: велела положить на свое место подушки и воротила Егора в спальню Райского.