Неточные совпадения
Зачем все это и для чего?» — спрашивал он себя, пожимая плечами и тоже выходя чрез коридор и кабинет в залу, где увидал окончательно возмутившую его сцену: хозяин униженно упрашивал графа остаться на бале хоть несколько еще
времени, но тот упорно отказывался и отвечал, что это невозможно, потому что у него дела, и рядом же с ним
стояла мадам Клавская, тоже, как видно, уезжавшая и объяснявшая свой отъезд тем, что она очень устала и что ей не совсем здоровится.
Сенатор в это
время, по случаю беспрерывных к нему визитов и представлений, сидел в кабинете за рабочим столом, раздушенный и напомаженный, в форменном с камергерскими пуговицами фраке и в звезде. Ему делал доклад его оглоданный правитель дел,
стоя на ногах, что, впрочем, всегда несколько стесняло сенатора, вежливого до нежности с подчиненными, так что он каждый раз просил Звездкина садиться, но тот, в силу, вероятно, своих лакейских наклонностей, отнекивался под разными предлогами.
М-me Клавская в это
время, вся в соболях и во всем величии своей полноватой красоты, сидела очень спокойно в парных санях, которые
стояли у сенаторского подъезда. Ченцов давно еще сочинил про нее такого рода стихотворение...
Надобно сказать, что капитан Зверев по окончании польской кампании
стоял некоторое
время в царстве польском, где и приобык спорить с паннами и панночками.
Людмила некоторое
время не отвечала. Старуха с прежним выражением в лице и в какой-то окаменелой позе
стояла около кровати дочери и ожидала ответа ее. Наконец Людмила, не переставая плакать, отозвалась на вопрос матери...
Другие же в это
время чиновники, увидав Сусанну, вошедшую вместе с Егором Егорычем, поспешили не то что пропустить, но даже направить ее к пожилой даме, красовавшейся на самом почетном месте в дорогой турецкой шали; около дамы этой
стоял мальчик лет шестнадцати в красивом пажеском мундире, с умненькими и как-то насмешливо бегающими глазками.
В продолжение всего предыдущего
времени Егора Егорыча как-то было не видать в зале, но едва только началась баллотировка, как он появился и прямо прошел к столу, около которого
стоял также и Тулузов в мундире дворянина, с Владимиром на груди, получивший выборный шар от жены своей.
— Все, что вы захотите! — воскликнул он. — Неужели вы не чувствуете, в какое
время мы живем? Сколь ни грубый город Москва, но все-таки общественное мнение в подобных случаях всегда
стоит за женщину.
Перенося все эти лишения, Миропа Дмитриевна весьма справедливо в мыслях своих уподобляла себя человеку, который
стоит по горло в воде, жаждет пить и ни капли не может проглотить этой воды, потому что Аггей Никитич, несмотря на свое ротозейство, сумел, однако, прекратить всякие пути для достижения Миропою Дмитриевною главной цели ее жизни; только в последнее
время она успела открыть маленькую лазейку для себя, и то произошло отчасти случайно.
— Я прежде был офицер, долго
стоял в царстве польском и считаю это
время счастливейшим в своей жизни, — объяснил Аггей Никитич, очень бы желавший сказать все это по-польски, но побоявшийся, что, пожалуй, как-нибудь ошибется и скажет неблагопристойность, что с ним раз и случилось в царстве польском.
Неточные совпадения
Грустилов и Пфейферша
стояли некоторое
время в ужасе, но наконец не выдержали. Сначала они вздрагивали и приседали, потом постепенно начали кружиться и вдруг завихрились и захохотали. Это означало, что наитие совершилось и просимое разрешение получено.
А глуповцы
стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не
стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это
время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее
время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
— Это в прошлом году, как мы лагерем во
время пожара
стояли, так в ту пору всякого скота тут довольно было! — объяснил один из стариков.
Время между тем продолжало тянуться с безнадежною вялостью: обедали-обедали, пили-пили, а солнце все высоко
стоит. Начали спать. Спали-спали, весь хмель переспали, наконец начали вставать.
Плутали таким образом среди белого дня довольно продолжительное
время, и сделалось с людьми словно затмение, потому что Навозная слобода
стояла въяве у всех на глазах, а никто ее не видал.