Косматые и черные, как чертовки, женщины сидели на полу на пятках, под воткнутыми в землю, на длинных бамбуковых ручках, зонтиками, и продавали табак, пряники, какое-то
белое тесто из бобов, которое тут же поджаривали на жаровнях.
Но дверь «парадного крыльца», как его называла Марья Дмитриевна, была заперта. Бутлер постучал, но, не получив ответа, пошел кругом через задний вход. Крикнув своего денщика и не получив ответа и не найдя ни одного из двух денщиков, он зашел в кухню. Марья Дмитриевна, повязанная платком и раскрасневшаяся, с засученными рукавами над белыми полными руками, разрезала скатанное такое же
белое тесто, как и ее руки, на маленькие кусочки для пирожков.
На «сорок мучеников» и мы выходили на проталину к дворовым мальчишкам с жаворонками из
белого теста и, подбрасывая их кверху, кричали: «Чувиль-чувиль жаворонки!»
Неточные совпадения
А на кухне в это время так и кипит; повар в
белом, как снег, фартуке и колпаке суетится; поставит одну кастрюлю, снимет другую, там помешает, тут начнет валять
тесто, там выплеснет воду… ножи так и стучат… крошат зелень… там вертят мороженое…
Я внимательно наблюдал, как она обдавала миндаль кипятком, как счищала с него разбухшую кожицу, как выбирала миндалины только самые чистые и
белые, как заставляла толочь их, если пирожное приготовлялось из миндального
теста, или как сама резала их ножницами и, замесив эти обрезки на яичных белках, сбитых с сахаром, делала из них чудные фигурки: то венки, то короны, то какие-то цветочные шапки или звезды; все это сажалось на железный лист, усыпанный мукою, и посылалось в кухонную печь, откуда приносилось уже перед самым обедом, совершенно готовым и поджарившимся.
Первым вошел к нему его
тесть и учитель, высокий седой благообразный старец с
белой, как снег, бородой и красно-румяным лицом, Джемал-Эдин, и, помолившись богу, стал расспрашивать Шамиля о событиях похода и рассказывать о том, что произошло в горах во время его отсутствия.
Вокруг монахини чёрной толпой — словно гора рассыпалась и обломками во храме легла. Монастырь богатый, сестёр много, и всё грузные такие, лица толстые, мягкие,
белые, как из
теста слеплены. Поп служит истово, а сокращённо, и тоже хорошо кормлен, крупный, басистый. Клирошанки на подбор — красавицы, поют дивно. Свечи плачут
белыми слезами, дрожат их огни, жалеючи людей.
Хлопнул себя солдат по исподним, — попал, как блоха в
тесто. И пяток теперь не отдерешь. А за окном солдатики у колодца весело пофыркивают,
белые личики умывают. Жисть!