Неточные совпадения
Я очень хорошо понимаю, что
разум есть одна из важнейших способностей души и что, действительно, для него есть
предел, до которого он может дойти; но вот тут-то, где он останавливается, и начинает, как я думаю, работать другая способность нашей души — это фантазия, которая произвела и искусства все и все религии и которая, я убежден, играла большую роль в признании вероятности существования Америки и подсказала многое к открытию солнечной системы.
Я совершенно отрицательно всегда относился к этическому формализму Канта, к категорическому императиву, к закрытию вещей в себе и невозможности, по Канту, духовного опыта, к религии в
пределах разума, к крайнему преувеличению значения математического естествознания, соответствующего лишь одной эпохе в истории науки.
Канта не считают рационалистом, того Канта, который допускал веру лишь в
пределах разума, который рационалистически отвергал чудесное, который все бытие сковал рациональными категориями, поставил реальность в зависимость от познающего субъекта.
Понятий абсолютно антиидейных и внесофийных нет и быть не может, ex nihilo nihil fit [Из ничего не происходит ничего (лат.).], и даже пустейшие и ничтожнейшие или ложные понятия суть паразиты, вырастающие на живом древе идей; но также не может быть и понятий вполне и безусловно софийных, ибо понятия рождаются из дискурсивного мышления, которое соответствует раздробленному состоянию мира, сотканного из бытия и небытия, и подлинно софийная идея не есть уже понятие мышления, но выходит за
пределы разума (о чем ниже).
Кант — крайний, исключительный рационалист, он отвергает все чудесное, рационализирует веру, вводит религию в
пределы разума и не допускает веры нерациональной, не разрешает религии, противной знанию.
Неточные совпадения
— У нас удивительно много людей, которые, приняв чужую мысль, не могут, даже как будто боятся проверить ее, внести поправки от себя, а, наоборот, стремятся только выпрямить ее, заострить и вынести за
пределы логики, за границы возможного. Вообще мне кажется, что мышление для русского человека — нечто непривычное и даже пугающее, хотя соблазнительное. Это неумение владеть
разумом у одних вызывает страх пред ним, вражду к нему, у других — рабское подчинение его игре, — игре, весьма часто развращающей людей.
Только допущение единого органического
разума — Логоса в субъекте и объекте соединяет мышление и бытие, выходит за
пределы противоположности рационального и иррационального.
И так изобретенное на заключение истины и просвещения в теснейшие
пределы, изобретенное недоверяющею властию ко своему могуществу, изобретенное на продолжение невежества и мрака, ныне во дни наук и любомудрия, когда
разум отряс несродные ему пути суеверия, когда истина блистает столично паче и паче, когда источник учения протекает до дальнейших отраслей общества, когда старания правительств стремятся на истребление заблуждений и на отверстие беспреткновенных путей рассудку к истине, — постыдное монашеское изобретение трепещущей власти принято ныне повсеместно, укоренено и благою приемлется преградою блуждению.
— А на то, как говорит Бенеке [Бенеке Фридрих-Эдуард (1798—1854) — немецкий философ.], — хватил уж вот куда Егор Егорыч, — что
разум наш имеет свой
предел, и вот, положим, его черта…
Человеческий
разум, сознание своей сущности есть
разум вообще, божественное в человеке, а дух, насколько он есть дух Бога, не есть дух над звездами, за
пределами мира, но Бог присутствует вездесущно и как дух во всех духах.