Цитаты со словом «надина»
Область
поиска
поиска
Область
поиска
поиска
— Да, в Сокольниках. Прими его, Надина, я уйду. Как рано ездит, — проговорила Лидия Николаевна и ушла.
— Bonjour, mademoiselle Nadine [Здравствуйте, мадмуазель Надина (франц.).], — проговорил он, подавая ей руку.
— Comme il fait beau aujourd'hui [Какая сегодня прекрасная погода (франц.).], — сказала Надина.
— Вы вчера не были на гулянье? — сказала Надина.
— Вам досадно? Не верю, для вас не может быть это досадно, — возразила Надина.
— Однако он еще не решен, — отозвалась Надина.
— Мы с Петром Михайлычем сейчас поссорились, — заговорила Надина. — Он меня просто выводит из терпения своими двусмысленными ответами, а ты знаешь, как я не люблю таинственности.
— Я сержусь, но я и прощаю, а кто прощает, тот искупает все, потому что раскаивается, — возразила Надина, — в этой книге я нашла одну прекрасную мысль, она мне очень понравилась. По-французски теперь не помню, а по-русски: легче снести брань и побои грубого простолюдина, чем холодный эгоизм светского человека. Это справедливо.
Надина вышла в залу, села за фортепьяно и начала брать аккорды.
— Петр Михайлыч, угодно вам петь? — проговорила из залы Надина.
Надина кокетливо ему улыбнулась и встала у него за стулом. Лидия Николаевна села на дальний стул; я не вышел из гостиной, а встал у косяка, так что видел Лидию Николаевну, а она меня нет. Курдюмов запел: «Зачем сидишь ты до полночи у растворенного окна!» Он действительно имел довольно сильный и приятный баритон, хорошую методу и некоторую страстность, но в то же время в его пении недоставало ощутительно того, чего так много было в игре Леонида, — задушевности!
Надина приняла театральную позу, глаза подняла вверх и руки вытянула, как бы желая представить из себя олицетворенный восторг, Лидия Николаевна сидела, задумавшись, и слушала с большим чувством. Как хотите, это недаром; пение Курдюмова вовсе не было так уж увлекательно, откуда же такая симпатия?
— Как мил этот романс, — заговорила Надина, — это твой любимый, Лидия, и я даже знаю, почему, ты сама так любишь сидеть у окна по вечерам.
Лидия проворно пошла в лакейскую навстречу мужу, где и говорила с ним довольно тихо в продолжение нескольких минут. Курдюмов нахмурился. Надина смотрела с беспокойством на дверь в прихожую. Наконец, Лидия Николаевна возвратилась, а за нею и Иван Кузьмич, одетый в какую-то венгерку, с взъерошенными волосами и весь в пыли. Он прямо подошел ко мне и поцеловал меня.
— Здорова, — отвечала Надина, а потом с гримасою прибавила: — Посмотрите, как вы запылились, хоть бы велели себя почистить.
Надина говорила настойчиво, Курдюмов ее поддерживал, а Лидия полуотговаривалась.
Оказалось, что Лидия Николаевна села с Курдюмовым в тильбюри [Тильбюри — одноконный экипаж для двух пассажиров (англ.).], а Надина верхом.
Надина неутомимо преследует Курдюмова; он почти каждый день бывает у них.
— Я тоже больна, — продолжала Лидия Николаевна, обратившись ко мне, — голова все болит, хочу пройтись, да не с кем; Надина уехала к знакомым. Пойдемте!
— Я не в состоянии. Сестра Надина в этом случае мне помогает. Она читает ему нотации по целым дням. Первое время это была решительно моя спасительница; он ее как-то побаивался, а теперь и на ту не смотрит; как попадет в голову, сейчас начнет смеяться и бранить ее почти в глаза; она, бедная, все терпит.
— Полно, так ли, Лидия Николаевна?.. Вы слишком доверчивы! Вы готовы верить в любовь каждого, кто хоть немного вас приласкает. Я думаю, Надина имеет другую, более эгоистическую цель.
— А! Уехала, очень жаль… Петр Михайлович! Ваша mademoiselle Надина уехала, — сказал Иван Кузьмич и замолчал на несколько минут.
— Ну, так и вам покойной ночи, — сказал хозяин, — вы тоже дама, у вас беленькие ручки. Прощайте; я ведь глуп, я ничего не понимаю, в вас mademoiselle Надина влюблена. Знаю, я хоть и дурак, а знаю, кто в вас влюблен; я только молчу, а у меня все тут — на сердце… Мне все наплевать. Я ведь дурак, у меня жена очень умна.
Обед и время после обеда прошли у нас невесело: Леонид был скучен, Лидия Николаевна, как и при первой встрече со мною, старалась притворяться веселою и беспечною, но не выдерживала роли, часто задумывалась и уходила по временам к мужу. Надина переходила от окна к окну; я догадался, кого она ждет.
Я не могу слово в слово передать теперь их разговор, потому что занят был более Лидою, но сколько припоминаю, то Надина вдруг, совсем некстати, спросила Курдюмова: был ли он влюблен?
— Ох, какие вы требовательные! Вы хотите, чтобы с вами были откровенны прежде, чем вы сами откровенны, и у вас недостает даже великодушия оставить нам, женщинам, право скромности. Вы сами не рискуете шагу сделать, но ожидаете, сидя спокойно в креслах, чтобы к вам подошла бедная женщина и рассказала все свои тайные помыслы, — проговорила Надина и пошла в том же роде.
В этот раз повторилось то же: более получаса она говорила совершенную галиматью и потом вдруг переменила разговор и начала Курдюмова просить спеть что-нибудь; он сейчас согласился и пошел в залу, Надина последовала за ним; она, вероятно, с тою целью и вызвала его в залу, чтобы остаться с ним наедине. Это очень не понравилось Марье Виссарионовне.
Надина была тут.
Это несколько меня удивило: они обыкновенно всегда гуляли вместе, но еще более показалось мне странным, что Надина, встретившись со мной, отвернулась.
— Слышал, что Надина от вас переехала, потому что надежды ее на Курдюмова лопнули; он, говорят, ухаживал за вами.
— Не дай бог, чтоб все была правда; говорят не только, что он за вами ухаживал, но что у вас была интрига и Надина была громовым отводом, который обеспечивал ваши отношения. Неужели и это правда?
— Вроде громового отвода, которым была сделана Надина. Курдюмов, при всем своем тупоумии, на эти вещи изобретателен. Он приищет еще другой какой-нибудь способ, чтоб погубить вас окончательно.
— Третьего дня, — начала она, с трудом переводя дыхание, — Курдюмов говорил мне разные разности. Надина подслушала, потом он прислал мне письмо, она перехватила его и показала мужу, в этом все и произошло.
— Сначала он хотел меня убить, потом гнал, чтобы я шла к Курдюмову, потом плакал — это ужаснее всего, а теперь уехал и не хочет со мной жить. Если бы вы только слышали, что он мне говорил! Надина тоже так рассердилась, что я думала, что она с ума сойдет; вдвоем на меня и напали, я даже теперь не могу вспомнить об этом равнодушно. Посмотрите, как я дрожу, а первое время у меня даже голова тряслась.
— Пожалуйста; впрочем, господи! Я сделала еще одну глупость: после этой сцены, когда Иван Кузьмич и Надина так меня разобидели, я с отчаяния написала к Курдюмову письмо, все ему рассказала и написала, что он один остался у меня на свете и что вся моя надежда на него.