Неточные совпадения
— Здравствуйте! — отвечала госпожа Жиглинская, не поднимаясь с своего места: она ожидала, что князь непременно к ней войдет, но он не входил. —
Благодарю за салоп! — прибавила госпожа Жиглинская.
— Князь! Remerciez pour се compliment; inclinez vous!.. [
Благодарите за такой комплимент; кланяйтесь! (франц.).] — воскликнула Анна Юрьевна к князю.
—
Благодарю за позволение, и теперь действительно какого мне ждать возвращения от вас, когда вы таким образом третируете меня?
— Ну, вот
за это
благодарю покорно! — проговорил тот, снимая перед ней шапку.
Барон в этом случае,
благодаря своему петербургскому высокомерию, полагал, что стоит ему только показаться в Москве в своих модных пиджаках, с дорогой своей тросточкой и если при этом узнается, что он действительный статский советник и кавалер станиславской звезды, то все московские невесты сами побегут
за ним; но вышло так, что на все те качества никто не счел
за нужное хоть бы малейшее обратить внимание.
—
Благодарю покорно
за подобное мнение обо мне! — проговорила она.
—
Благодарю вас
за все,
за все! — говорил он с ударением.
Князь имел намерение
поблагодарить его гораздо больше, чем сам того ожидал Елпидифор Мартыныч; кроме того, князь предположил возобновить ему годичную практику в своем доме, с тем только, чтобы он каждый день заезжал и наблюдал
за Еленой и
за ребенком.
—
Благодарю вас
за утешение, хоть и не могу вполне оным успокоиться, а прошу вас об одном, что если будет какой-либо донос, засвидетельствовать в мою пользу, — отвечал отец Иоанн.
—
Благодарю вас
за это! — произнес барон и, встав со своего места, поцеловал у Анны Юрьевны руку.
Князь еще раз искренно
поблагодарил его; когда, наконец, Жуквич совсем пошел, то Елена вдруг быстро поднялась с своего места и, побежав вслед
за ним, нагнала его в передней.
— Боже милостивый! — забормотал он, закрывая глаза и склоняя голову. —
Благодарю тя
за твои великие и несказанные милости, и ниспошли ты благодать и мир дому сему!.. Ну, поздравляю вас, поздравляю! — заключил Елпидифор Мартыныч, подходя уже к князю и вдруг целуя его.
— Я очень
благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился, глядя на княгиню Тверскую.
У всех домашних она просила прощенья за обиды, которые могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василья, передать всем нам, что не знает, как
благодарить нас за наши милости, и просит нас простить ее, если по глупости своей огорчила кого-нибудь, «но воровкой никогда не была и могу сказать, что барской ниткой не поживилась». Это было одно качество, которое она ценила в себе.
— Да, а вот мне и работать нельзя. Какие добрые эти девушки, находили мне занятие по моему здоровью. Я их всех буду благодарить, каждую. Скажите и вы им, Вера Павловна, что я вас просила
благодарить их за меня.
… Я подошел к Гарибальди с бокалом, когда он говорил о России, и сказал, что его тост дойдет до друзей наших в казематах и рудниках, что я
благодарю его за них.
Неточные совпадения
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше
благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит
за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
Она нашла этого друга, и она
благодарит Бога теперь
за смерть своего ребенка.
За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И всё, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как казалось Левину,
благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
«Да, может быть, и это неприятно ей было, когда я подала ему плед. Всё это так просто, но он так неловко это принял, так долго
благодарил, что и мне стало неловко. И потом этот портрет мой, который он так хорошо сделал. А главное — этот взгляд, смущенный и нежный! Да, да, это так! — с ужасом повторила себе Кити. — Нет, это не может, не должно быть! Он так жалок!» говорила она себе вслед
за этим.
— Нет, мы шли только затем, чтобы вас вызвать, и
благодарю, — сказала она, как подарком, награждая его улыбкой, — что вы пришли. Что
за охота спорить? Ведь никогда один не убедит другого.