Неточные совпадения
— Этакая прелесть, чудо что такое! — произносил
барон с разгоревшимися уже глазами,
стоя перед другой короной и смотря на огромные изумрудные каменья. Но что привело его в неописанный восторг, так это бриллианты в шпаге, поднесенной Парижем в 14-м году Остен-Сакену. [Остен-Сакен, Дмитрий Ерофеевич (1790—1881) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник всех войн России против наполеоновской Франции.]
— Неприятнее всего тут то, — продолжал князь, — что
барон хоть и друг мне, но он дрянь человечишка; не
стоит любви не только что княгини, но и никакой порядочной женщины, и это ставит меня решительно в тупик… Должен ли я сказать о том княгине или нет? — заключил он, разводя руками и как бы спрашивая.
Княгиня, при всем этом разговоре их, ничего не сказала, а
барон так даже отошел от нее и
стоял уже вдали.
Барон в этом случае, благодаря своему петербургскому высокомерию, полагал, что
стоит ему только показаться в Москве в своих модных пиджаках, с дорогой своей тросточкой и если при этом узнается, что он действительный статский советник и кавалер станиславской звезды, то все московские невесты сами побегут за ним; но вышло так, что на все те качества никто не счел за нужное хоть бы малейшее обратить внимание.
Барон Мингер с самого прихода своего молчал и только по временам взглядывал на Жуквича, который, в довольно красивой позе,
стоял несколько вдали и расправлял свою с проседью бороду.
Неточные совпадения
Ужин, благодаря двойным стараниям Бена и
барона, был если не отличный, то обильный. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в виде пластырей, и которые англичане принимают внутрь, совсем загромоздили стол, так что виноград, фиги и миндаль
стояли на особом столе. Было весело. Бен много рассказывал,
барон много ел, мы много слушали, Зеленый после десерта много дремал.
Начиная с Зондского пролива, мы все наслаждались такими ночами. Небо как книга здесь, которую не устанешь читать: она здесь открытее и яснее, как будто само небо ближе к земле. Мы с
бароном Крюднером подолгу
стояли на вахтенной скамье, любуясь по ночам звездами, ярко игравшей зарницей и особенно метеорами, которые, блестя бенгальскими огнями, нередко бороздили небо во всех направлениях.
Посреди них
стоял наш главный артист,
барон.
В самом деле, в тюрьмах, когда нас окружали черные, пахло не совсем хорошо, так что
барон, более всех нас заслуживший от Зеленого упрек в «нежном воспитании», смотрел на них,
стоя поодаль.
У нас все в голове времена вечеров
барона Гольбаха и первого представления «Фигаро», когда вся аристократия Парижа
стояла дни целые, делая хвост, и модные дамы без обеда ели сухие бриошки, чтоб добиться места и увидать революционную пьесу, которую через месяц будут давать в Версале (граф Прованский, то есть будущий Людовик XVIII, в роли Фигаро, Мария-Антуанетта — в роли Сусанны!).