Борис. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому-то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве.
Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.
Я не присутствовал при их свидании, но за столом
матушка рассказывала отцу, что эта княгиня Засекина ей кажется une femme très vulgaire, [Женщиной весьма вульгарной (фр.).] что она очень ей надоела своими просьбами ходатайствовать за нее у князя Сергия, что у ней все какие-то тяжбы и дела — des vilaines affaires d’argent [Гадкие денежные дела (фр.).] — и что она должна быть великая кляузница.
— Гоф-интендантши Пасмуровой, — повторил я, припоминая, что мне еще
матушка рассказывала что-то такое о гоф-интендантше Пасмуровой как о большой, по-тогдашнему, барыне.
Неточные совпадения
Случилось дело дивное: // Пастух ушел; Федотушка // При стаде был один. // «Сижу я, — так
рассказывал // Сынок мой, — на пригорочке, // Откуда ни возьмись — // Волчица преогромная // И хвать овечку Марьину! // Пустился я за ней, // Кричу, кнутищем хлопаю, // Свищу, Валетку уськаю… // Я бегать молодец, // Да где бы окаянную // Нагнать, кабы не щенная: // У ней сосцы волочились, // Кровавым следом,
матушка. // За нею я гнался!
Молодая жена его, как
рассказывал Венден, — он был женат полгода, — была в церкви с
матушкой и, вдруг почувствовав нездоровье, происходящее от известного положения, не могла больше стоять и поехала домой на первом попавшемся ей лихаче-извозчике.
Наталья Савишна, которая всю ночь 11 апреля провела в спальне
матушки,
рассказывала мне, что, написав первую часть письма, maman положила его подле себя на столик и започивала.
— Очень рад вас видеть, мы были старые знакомые и друзья с вашей
матушкой. Видал вас мальчиком и офицером потом. Ну, садитесь,
расскажите, чем могу вам служить. Да, да, — говорил он, покачивая стриженой седой головой в то время, как Нехлюдов
рассказывал историю Федосьи. — Говорите, говорите, я всё понял; да, да, это в самом деле трогательно. Что же, вы подали прошение?
Между прочим, и по моему поводу, на вопрос
матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды, то он начал черпать ложечкой мед — дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой день маменька распросталась», —
рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.