Неточные совпадения
Домна Пантелевна.
Так теперь
и будем знать. Зачем же ты, большой человек, к нам, к маленьким людям, пришел?
Нароков.
Так, в этом тоне,
и будем продолжать, Домна Пантелевна? Откуда это в вас озорство
такое?
Домна Пантелевна. Озорство во мне
есть, это уж греха нечего таить! Подтрунить люблю,
и чтобы стеснять себя в разговоре с тобой,
так я не желаю.
Домна Пантелевна. Для сцены-то для сцены это точно, это уж что говорить! Она еще маленькая
была,
так, бывало, не вытащить ее из театра; стоит за кулисами, вся трясется. Муж-то мой, отец-то ее,
был музыкант, на флейте играл,
так, бывало, как он в театр,
так и она за ним. Прижмется к кулисе, да
и стоит, не дышит.
Нароков. Что ты удивляешься? Все это очень просто
и естественно;
так и должно
быть, потому что я в нее влюблен.
Бакин. С этой стороны, князь,
будьте покойны, он вам соперник не опасный; он как-то сторонится от молодых
и никогда первый не заговаривает; когда обратятся к нему,
так у него только
и слов: «Что прикажете? Что угодно?»
Дулебов. А кто виноват? Чтобы брать большие бенефисы, нужно знакомство хорошее, нужно уметь его выбрать, уметь обходиться… Я могу вам назвать лиц десять, которых нужно привлечь на свою сторону; вот
и великолепные бенефисы
будут:
и призы,
и подарки. Это дело простое, давно всем известное. Нужно принимать у себя порядочных людей… А где же тут! Что это
такое? Кто сюда поедет?
Дулебов. Ах да… я смешал… Полевого… Николай Полевой. Он из мещан… По-французски выучился самоучкой, ученые книги писал, всё с французского брал… Только он тогда заспорил с кем-то… с учеными или с профессорами… Ну, где же, возможно ли, да
и прилично ли! Ну, ему
и не велели ученых книг писать, приказали водевили сочинять. После сам
был благодарен, большие деньги получал. «Мне бы, говорит,
и не догадаться». Что вы
так печальны?
Дулебов. На все
есть приличная форма, сударыня! В вас совсем нет благовоспитанности; не нравится вам мое предложение, вы должны
были все-таки поблагодарить меня
и высказать ваше нежелание учтиво или как-нибудь на шутку свести.
Дулебов.
И поздравляю вас! Только честности одной мало: надо
быть и поумнее,
и поосторожнее, чтобы потом не плакать. Билета мне не присылайте, я не поеду на ваш бенефис, мне некогда; а если вздумаю,
так пошлю взять в кассе. (Уходит.)
Домна Пантелевна. Ну, да как же, эка особа!
И говорить про него не смей! Нет, матушка, никто мне не запретит, захочу вот,
так и обругаю, в глаза обругаю. Самые что ни
есть обидные слова подберу, да так-таки прямо ему
и отпечатаю… Вот ты
и знай, как с матерью спорить, как с матерью разговаривать.
Мелузов. Надо побороть в себе это неприятное чувство. Ведь ты меня просила учить тебя жить; ну, как же я стану тебя учить, не лекции же читать? А вот ты мне говоришь, что ты чувствовала, говорила
и делала; а я тебе говорю, как надо чувствовать, говорить
и поступать.
Так ты постепенно
и улучшаешься
и со временем
будешь…
Негина. Ты у нас пообедай! После обеда я тебе роль почитаю,
так и проведем целый день вместе.
Будем привыкать к тихой семейной жизни.
Нароков. Ничего ты не сделаешь. Замолчи! Не раздражай меня! Я
и так расстроен, а ты шумишь без толку. Мука мне с вами! У всех у вас
и много лишнего,
и многого не хватает. Я измаялся, глядя на вас. У комиков много лишнего комизма, а у тебя много лишнего трагизма; а не хватает у вас грации… грации, меры. А мера-то
и есть искусство… Вы не актеры, вы шуты гороховые!
Трагик. Коли с ромом,
так и я
буду.
Мигаев.
Так точно-с,
и радость
была… для вашего сиятельства, а для меня горе.
Бакин. Это прекрасно;
так их
и надо учить, вперед умнее
будут. Я в кассу заходил, справлялся; сбору четырнадцать рублей.
Смельская. Он странный какой-то: каждый день бывает у меня, исполняет все мои желания, а ничего не говорит… Он робок, должно
быть. Ведь бывают
такие характеры. Как мне теперь поступить, уж я
и не знаю. Показать князю холодность — наживешь врага; а Великатов, пожалуй, уедет завтра,
и его потеряешь. Любезничать с князем
будет и неблагодарно с моей стороны, да
и Великатов мне гораздо больше нравится.
Смельская. Что ты! А он-то что понимает? Он
будет городить свою философию; нужно очень.
И ты, милая Саша, напрасно его слушаешь! Не слушай, не слушай ты его, коли добра себе желаешь! Он тебя только с толку сбивает. Философия-то хороша в книжках; а он поживи-ка, попробуй, на нашем месте! Уж
есть ли что хуже нашего женского положения! Ты домой,
так пойдем!
Трагик. Не проси,
и так выпью. К чему много слов: «Покорнейше прошу, пожалуйте!» Скажи:
пей! Видишь, как просто — всего только одно слово; а какая мысль глубокая.
Мигаев. Виноват-с. С другой бы артисткой я
так и не сделал; но вы
такой талант, для вас никакого ущерба не
будет, вас везде примут с радостью.
Матрена. Что его прикрывать-то! Наш самовар
и зашумит,
так не скоро кипеть-то сберется; уж он поет-поет на разные голоса, надсажается-надсажается, а все толку мало; а раздувать примешься,
так он хуже, ровно тебе на смех. У меня с ним брани немало бывает.
Великатов (взглянув на часы).
Так мы хорошо, приятно с вами, тетенька, разговорились, что расставаться не хочется; поговорил бы
и еще, да некогда, извините, дело
есть.
Домна Пантелевна. Да ну тебя! Ишь ты какой чувствительный. Не всем
таким быть. Вот положи на стол; она приедет
и увидит.
Домна Пантелевна. Ну, да что уж толковать! Да
и не осудишь женщину-то. Как ее осудить! Сердце-то не камень; а
таких молодцов немного, пожалуй, другого-то
такого и всю жизнь не встретишь. Смиренничай да смиренничай
и проживешь всю свою жизнь
так, ни за что;
и вспомянуть
будет нечем. Он мне про свою усадьбу рассказывал. Какое у него хозяйство диковинное!
Домна Пантелевна. Ну, батюшка, поговорили, да
и будет. Пора людям покой дать! А то коли хотите разговаривать,
так говорите со мной, я за словом в карман не полезу.
Негина. «Серьезно», об таком-то деле серьезно! Да за кого ж вы меня принимаете! Разве это «дело»? Ведь это позор! Ты помнишь, что он-то говорил, он, мой милый, мой Петя! Как тут думать, об чем думать, об чем разговаривать! А коли
есть в тебе сомнение,
так возьми что-нибудь, да
и погадай! Ведь я твоя. Чет или нечет, вот
и конец. (Берет записку Мелузова.)
Негина (дочитывает записку Мелузова). «Но если ты найдешь минуты две-три свободных,
так выбеги в ваш садик, я подожду тебя». Ах, бедный, бедный! Как я его мало любила! Вот когда я чувствую, что люблю его всей душой. (Берет письмо Нарокова.) Ах, вот
и это!
И это надо сохранить на всю жизнь! Уж
так меня никто любить не
будет. Дайте-ка шаль! Я пойду.
Негина. Ах, дело, дело! Ну, завтра, завтра, оставим до завтра. А теперь не мешайте мне. Я теперь
такая добрая,
такая честная, какой никогда еще не
была и, может
быть, завтра уж не
буду. На душе у меня теперь очень хорошо, очень честно, не надо этому мешать.
Великатов. Нет, я провожаю Александру Николавну
и Домну Пантелевну. (Обер-кондуктору.) Когда
будет готово,
так распорядитесь, чтоб перенесли эти вещи! Уж похлопочите, чтоб все
было хорошо
и удобно.
Негина. Ну, вот видишь ты; значит, я глупа, значит, ничего не понимаю… А мы с маменькой
так рассудили… мы поплакали, да
и рассудили… А ты хочешь, чтоб я
была героиней. Нет, уж мне куда же бороться… Какие мои силы! А все, что ты говорил, правда. Я никогда тебя не забуду.
Негина.
Так ты не сердишься? Ну, вот
и хорошо… ах, хорошо! Только послушай, Петя. Если ты
будешь нуждаться, напиши!
Что вы, куда вы? Спасать? Не
поспеете. Да
и не бойтесь!
Такие люди, как Великатов, не погибают, они невредимо
и огонь
и воду проходят.