Неточные совпадения
Константин.
Что за праздник такой? Кажется, такие параты у нас раза три в год бывают,
не больше.
Вы говорите,
что не думали о богатстве? Да кто ж этому поверит!
Не без расчету ж вы шли
за старика. Жили бы в бедности…
Вера Филипповна. Да
что меня ревновать-то! Я в пятнадцать лет
не взглянула ни разу на постороннего мужчину. В
чем другом
не похвалюсь, а этого греха нет
за мной, чиста душа моя.
Константин. Да разве я говорю тебе,
что оно хорошее? И я так считаю,
что оно подлое. Только я
за него деньги плачу. Разбирай, как знаешь! Пять тысяч, да на голодные-то зубы, да тому, кто их никогда у себя
не видывал… тоже приятность имеют.
Каркунов. О
чем плакать!
что за слезы!
Не о том речь! А ты вот
что, кума: ты спроси у лошади, как ей лучше, свободней: в хомуте или без хомута! А баба-то ведь хомут.
Вера Филипповна.
Что за благодарность! Если я
что и делаю, так, поверь,
не из благодарности.
Ераст. Я это очень понимаю, только
за что ж вы людей так низко ставите? Ведь это значит: «Делать, мол, для вас добро я могу из жалости — нате, мол, я брошу вам… только я так высока для вас,
что вы даже н благодарить меня
не смеете, и ни во
что я считаю вашу благодарность, как есть вы люди ничтожные».
Аполлинария Панфиловна. Да
что вы, Вера Филипповна;
что тут такого непонятного! Разумеется, скромный мужчина гораздо приятнее. Другой, знаете, и собой некрасив, а, глядишь, очень хорошая женщина любит. А
за что?
За скромность. Вот Оленька сама мне проговорилась, а он молчит и виду
не подает.
Вера Филипповна. Кто из них лжет: он или она? Да
что мне, в самом деле… как хотят; мне
за них
не отвечать. Только вот уж разговаривать-то
не надо. Разве пойти в собор… да нет, какая уж молитва.
Ераст. Первое-с: ничего такого и никаких дурных дел
за мной нет. Если
что вам сказано, так это все пустое, все наносные слова. Есть
за мной один грех:
что я больше всего на свете уважаю и люблю женщину, которая очень высока для меня; но этого я грехом
не ставлю.
Ераст. Вы меня
не пожалеете.
Что такое я для вас? Стоит ли вам из-за меня себя беспокоить!
Константин. Нет, уж теперь
не увернешься, с поличным поймали! Коли ты дяденькиных благодеяний
не чувствуешь,
что ты
за человек после этого. Пожалуйте, дяденька! (Отворяет дверь в комнату Ераста.)
Вера Филипповна. Да какое мое довольство! Мне для себя ничего
не нужно; тем я довольна,
что всякому бедному помочь могу; никому отказывать
не приходится, всякий с чем-нибудь да уйдет от меня! Сколько богатства-то и доходу у Потапа Потапыча! Лично я из моря черпаю, ничего
не убывает, тысячу-две истратишь, а три прибудет. Или уж это бог посылает
за добрые дела.
Аполлинария Панфиловна. Слышала я от него, слышала… Он хотел нынче к вам заехать…
Не за этим ли делом уж? Ну, чай,
не вдруг-то Потап Потапыч решился, разве
что болезнь-то убила.
Вера Филипповна. Божиться
не стала, я грехом считаю, а сказала,
что я и в помышлении этого
не имею.
Что мне
за охота себя под чужую волю отдавать? Будет, пожила.
Константин. Вот, слышишь! Ну, поняла ты теперь,
что мы
за люди? Ребята теплые! Ты кричать
не вздумай!
что хорошего! Пожалуй, дядю разбудишь, а он спит теперь; а Огуревну я вниз услал,
не услышит. Значит, доставай ключ, отпирай шкап и дели деньги пополам.
Ераст. Так
что ж
за беда! Потап Потапыч уж
не жилец на свете, доктора говорят,
что он больше месяца
не проживет. Притом же если умный человек, так он поймет ваше теперешнее положение, будет себя вдали держать и сумеет благородным образом своего термину дождаться.
Ты возьми да выгони меня из дому! Так, мол, вас и надо, дураков старых, женолюбивых. Кум, кума, нет… она меня
не выгонит… Как она об душе моей хлопочет… все меня благодарить приходят, земно кланяются; а
за что, я и
не знаю.
Вера Филипповна. Потап Потапыч, при вашей жизни, продли вам бог веку, я исполнять вашу волю с радостью готова; искать бедных, утешать их, помогать им я нисколько
не считаю себе в тягость, а даже
за великое счастие. И благодарю вас,
что вы наградили меня таким счастием.
Убить ее, люди добрые, убить? Убить тебя, а? (Глядит ей в глаза, бросает палку, весь дрожит и едва держится на ногах. Вера Филипповна его поддерживает, Каркунов смотрит ей в глаза, потом прилегает к плечу.)
За пятнадцать-то лет любви, покоя,
за все ее усердие убить хотел. Вот какой я добрый. А еще умирать собираюсь. Нет, я
не убью ее,
не убью и
не свяжу… Пусть живет, как ей угодно; как бы она ни жила,
что бы она ни делала, она от добра
не отстанет и о душе моей помнить будет.
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька,
что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие,
за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю: к
чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это
за жаркое? Это
не жаркое.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга.
За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово:
что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала,
что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает,
что он
за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали:
что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, —
что выдает дочь свою
не то чтобы
за какого-нибудь простого человека, а
за такого,
что и на свете еще
не было,
что может все сделать, все, все, все!