Выучилась хитрить, не говорить даром ни одного слова,
не иметь стыда, когда чего-нибудь добиваешься, выучилась бесцеремонному обращению, просто наглости, которая у ханжей идет за откровенность и простоту.
Неточные совпадения
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь
не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они
имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом
не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли
стыда Анна
не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
— Приятное столкновенье, — сказал голос того же самого, который окружил его поясницу. Это был Вишнепокромов. — Готовился было пройти лавку без вниманья, вдруг вижу знакомое лицо — как отказаться от приятного удовольствия! Нечего сказать, сукна в этом году несравненно лучше. Ведь это
стыд, срам! Я никак
не мог было отыскать… Я готов тридцать рублей, сорок рублей… возьми пятьдесят даже, но дай хорошего. По мне, или
иметь вещь, которая бы, точно, была уже отличнейшая, или уж лучше вовсе
не иметь.
Не так ли?
Поверьте: моего
стыда // Вы
не узнали б никогда, // Когда б надежду я
имела // Хоть редко, хоть в неделю раз // В деревне нашей видеть вас, // Чтоб только слышать ваши речи, // Вам слово молвить, и потом // Всё думать, думать об одном // И день и ночь до новой встречи.
Ушли все на минуту, мы с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает
иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего
не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою девичьего
стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
— Да за что мне любить-то вас? —
не скрывая уже злобы, огрызнулся Ракитин. Двадцатипятирублевую кредитку он сунул в карман, и пред Алешей ему было решительно стыдно. Он рассчитывал получить плату после, так чтобы тот и
не узнал, а теперь от
стыда озлился. До сей минуты он находил весьма политичным
не очень противоречить Грушеньке, несмотря на все ее щелчки, ибо видно было, что она
имела над ним какую-то власть. Но теперь и он рассердился: