Аристарх. Смолоду-то, пока образ-то и подобие в нас еще светится, оно, как будто, нехорошо колесом-то ходить. Конечно, мое дело сторона, а
к слову пришлось, я и сказал.
Я кланяюсь вам по-прежнему, а люблю — извините,
к слову пришлось, — еще больше прежнего, потому что… вы несчастливы.
— Виноват, я совершенно не думавши;
к слову пришлось. Я сказал, что Аглая почти так же хороша, как Настасья Филипповна.
Неточные совпадения
Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, когда
приходится спасать свое отечество, когда всякий гражданин несет все и жертвует всем, — я должен сделать клич хотя
к тем, у которых еще есть в груди русское сердце и понятно сколько-нибудь
слово «благородство».
Варвара как-то тяжело, неумело улеглась спиною
к нему; он погасил свечу и тоже лег, ожидая, что еще скажет она, и готовясь наговорить ей очень много обидной правды. В темноте под потолком медленно вращались какие-то дымные пятна, круги. Ждать
пришлось долго, прежде чем в тишине прозвучали тихие
слова:
Ехать
пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней,
к двухэтажному деревянному дому; окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками, в окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились
слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Варавка схватил его и стал подкидывать
к потолку, легко, точно мяч. Вскоре после этого привязался неприятный доктор Сомов, дышавший запахом водки и соленой рыбы;
пришлось выдумать, что его фамилия круглая, как бочонок. Выдумалось, что дедушка говорит лиловыми
словами. Но, когда он сказал, что люди сердятся по-летнему и по-зимнему, бойкая дочь Варавки, Лида, сердито крикнула:
Особенно был раздражен бритоголовый человек, он расползался по столу, опираясь на него локтем, протянув правую руку
к лицу Кутузова. Синий шар головы его теперь
пришелся как раз под опаловым шаром лампы, смешно и жутко повторяя его.
Слов его Самгин не слышал, а в голосе чувствовал личную и горькую обиду. Но был ясно слышен сухой голос Прейса: