Я пытался, // Удачи ждал; давал
большую цену // За жизнь людей и посылал на дно // За жемчугом проворных водолазов, // И вынес мне один зерно такое, // Какого нет в коронах у царей, // Ни у цариц в широких ожерельях.
Конечно, в манерах наших женщин (не всех, однако ж; даже и в этом смысле есть замечательные исключения) нельзя искать той женственной прелести, се fini, ce vaporeux, [той утонченности, той воздушности (франц.)] которые так поразительно действуют в женщинах высшего общества (tu en sais quelque chose, pauvre petite mere, toi, qui, a trente six ans, as failli tourner la tete au philosophe de Chizzlhurst [ты, в тридцать шесть лет чуть не вскружившая голову чизльгёрстскому философу, ты в этом знаешь толк, милая мамочка (франц.)]), но зато у них есть непринужденность жеста и очень большая свобода слова, что, согласись, имеет тоже очень
большую цену.
Неточные совпадения
Левин замолчал. Опять противопоставлялась эта сила. Он знал, что, сколько они ни пытались, они не могли нанять
больше сорока, тридцати семи, тридцати восьми рабочих за настоящую
цену; сорок нанимались, а
больше нет. Но всё-таки он не мог не бороться.
— Да, кончил.
Цена прекрасная, тридцать восемь тысяч. Восемь вперед, а остальные на шесть лет. Я долго с этим возился. Никто
больше не давал.
Так как на рынке продавать невыгодно, то и искали торговку, а Лизавета этим занималась: брала комиссии, ходила по делам и имела
большую практику, потому что была очень честна и всегда говорила крайнюю
цену: какую
цену скажет, так тому и быть.
— С-стервоза, — сказал он, присвистывая. — В
большой моде… Высокой
цены. Сейчас ее содержит один финансист, кандидат в министры торговли…
— Вот и мы здесь тоже думаем — врут! Любят это у нас — преувеличить правду. К примеру — гвоздари: жалуются на скудость жизни, а между тем — зарабатывают
больше плотников. А плотники — на них ссылаются, дескать — кузнецы лучше нас живут. Союзы тайные заводят… Трудно, знаете, с рабочим народом. Надо бы за всякую работу единство
цены установить…