— Люди Иисуса Христа,
царя и бога нашего, миродавца, миролюбца, приявшего смерть за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна, и воскресшего…
Лишь тот, кто увидел в униженном и раздавленном, в образе раба, в распятом —
Царя и Бога, тот приобщается к тайне спасения.
— Крепко завинчено! — сказал Веткин с усмешкой — не то иронической, не то поощрительной. — В четвертой роте он вчера, говорят, кричал: «Что вы мне устав в нос тычете? Я — для вас устав, и никаких больше разговоров! Я здесь
царь и бог!»
— Революционеры — враги
царя и бога. Десятка бубен, тройка, валет пик. Они подкуплены немцами для того, чтобы разорить Россию… Мы, русские, стали всё делать сами, а немцам… Король, пятёрка и девятка, — чёрт возьми! Шестнадцатое совпадение!..
Неточные совпадения
— Миленькие вы, миленькие! — говорил он им, — ну, чего вы, глупенькие, на меня рассердились! Ну, взял
бог — ну,
и опять даст
бог! У него, у
царя небесного, милостей много! Так-то, братики-сударики!
— Ага? — рявкнул он
и громогласно захохотал, указывая пальцем на Осипа. — Понял? Всяк человек сам себе хозяин, а над ним —
царь да
бог. То-то!
— Идолопоклонство, конечно. «Приидите, поклонимся
и припадем цареви
и богу нашему» — н-да! Ну все-таки надо посмотреть. Не
царь интересен, а народ, воплощающий в него все свои чаяния
и надежды.
— Вообще выходило у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая ложкой варенье в стакан чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но у немцев есть Бебель, Адлер да — мало ли? А у вас — таких нет, да
и не дай
бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль, на поклонение
царю…
— Пиши! — притопнув ногой, сказал Гапон. —
И теперь
царя, потопившего правду в крови народа, я, Георгий Гапон, священник, властью, данной мне от
бога, предаю анафеме, отлучаю от церкви…