Неточные совпадения
Поймал
его Пахомушка,
Поднес к огню, разглядывал
И молвил: «Пташка малая,
А ноготок востер!
Дыхну —
с ладони скатишься,
Чихну — в огонь укатишься,
Щелкну — мертва покатишься,
А все ж ты, пташка малая,
Сильнее мужика!
Окрепнут скоро крылышки,
Тю-тю! куда ни вздумаешь,
Туда и полетишь!
Ой ты, пичуга малая!
Отдай свои нам крылышки,
Все царство облетим,
Посмотрим, поразведаем,
Поспросим — и дознаемся:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси...
С утра встречались странникам
Все больше люди малые:
Свой брат крестьянин-лапотник,
Мастеровые, нищие,
Солдаты, ямщики.
У нищих, у солдатиков
Не спрашивали странники,
Как
им — легко ли, трудно ли
Живется на Руси?
Солдаты шилом бреются,
Солдаты дымом греются —
Какое счастье тут?..
Крестьяне мало думали,
Дав отдохнуть священнику,
Они с поклоном молвили:
«Что скажешь нам еще...
Две церкви в
нем старинные,
Одна старообрядская,
Другая православная,
Дом
с надписью: училище,
Пустой, забитый наглухо,
Изба в одно окошечко,
С изображеньем фельдшера,
Пускающего кровь.
Случись, работой, хлебушком
Ему бы помогли,
А вынуть два двугривенных —
Так сам ни
с чем останешься.
Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой люди, люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили
их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы
их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать…
С козою
с барабанщицей
И не
с простой шарманкою,
А
с настоящей музыкой
Смотрели тут
они.
Комедия не мудрая,
Однако и не глупая,
Хожалому, квартальному
Не в бровь, а прямо в глаз!
Шалаш полным-полнехонек.
Народ орешки щелкает,
А то два-три крестьянина
Словечком перекинутся —
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!
«Избави Бог, Парашенька,
Ты в Питер не ходи!
Такие есть чиновники,
Ты день у
них кухаркою,
А ночь у
них сударкою —
Так это наплевать!»
«Куда ты скачешь, Саввушка?»
(Кричит священник сотскому
Верхом,
с казенной бляхою.)
— В Кузьминское скачу
За становым. Оказия:
Там впереди крестьянина
Убили… — «Эх!.. грехи...
У столбика дорожного
Знакомый голос слышится,
Подходят наши странники
И видят: Веретенников
(Что башмачки козловые
Вавиле подарил)
Беседует
с крестьянами.
Крестьяне открываются
Миляге по душе:
Похвалит Павел песенку —
Пять раз споют, записывай!
Понравится пословица —
Пословицу пиши!
Позаписав достаточно,
Сказал
им Веретенников:
«Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения,
Во рвы, в канавы валятся —
Обидно поглядеть...
У нас поля обширные,
А не гораздо щедрые,
Скажи-ка, чьей рукой
С весны
они оденутся,
А осенью разденутся?
Крестьяне рассмеялися
И рассказали барину,
Каков мужик Яким.
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то в Питере,
Да угодил в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся
он на родину
И за соху взялся.
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
От частого дождя,
Живет —
с сохою возится,
А смерть придет Якимушке —
Как ком земли отвалится,
Что на сохе присох…
Жена
его тем временем
С иконами возилася,
А тут изба и рухнула —
Так оплошал Яким!
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а
с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось
им по женушкам,
Оно и правда:
с женушкой
Теперь бы веселей!
Иван кричит: «Я спать хочу»,
А Марьюшка: — И я
с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
Пришел
с тяжелым молотом
Каменотес-олончанин,
Плечистый, молодой:
— И я живу — не жалуюсь, —
Сказал
он, —
с женкой,
с матушкой
Не знаем мы нужды!
Ну,
с полчаса, я думаю,
Я ждал, а
он подкладывал,
И подложил, подлец!
Оборванные нищие,
Послышав запах пенного,
И те пришли доказывать,
Как счастливы
они:
— Нас у порога лавочник
Встречает подаянием,
А в дом войдем, так из дому
Проводят до ворот…
Чуть запоем мы песенку,
Бежит к окну хозяюшка
С краюхою,
с ножом,
А мы-то заливаемся:
«Давать давай — весь каравай,
Не мнется и не крошится,
Тебе скорей, а нам спорей...
С Ермилом денег не было,
Уж сам ли
он сплошал,
Схитрили ли подьячие,
А дело вышло дрянь!
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: — Бери, Ермил Ильич,
Отдашь, не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату шел со шляпою,
Зажавши в ней казну.
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Как
он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
Не волчий зуб, так лисий хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Копейки не дал
им!
Сам Ермил,
Покончивши
с рекрутчиной,
Стал тосковать, печалиться,
Не пьет, не ест: тем кончилось,
Что в деннике
с веревкою
Застал
его отец.
Он пистолетик выхватил,
Как сам, такой же толстенький,
И дуло шестиствольное
На странников навел:
«Ни
с места!
Гласит
Та грамота: «Татарину
Оболту Оболдуеву
Дано суконце доброе,
Ценою в два рубля:
Волками и лисицами
Он тешил государыню,
В день царских именин
Спускал медведя дикого
С своим, и Оболдуева
Медведь тот ободрал…»
Ну, поняли, любезные?»
— Как не понять!
С медведями
Немало
их шатается,
Прохвостов, и теперь.
Прапрадед мой по матери
Был и того древней:
«Князь Щепин
с Васькой Гусевым
(Гласит другая грамота)
Пытал поджечь Москву,
Казну пограбить думали,
Да
их казнили смертию»,
А было то, любезные,
Без мала триста лет.
В моей сурминской вотчине
Крестьяне все подрядчики,
Бывало, дома скучно
им,
Все на чужую сторону
Отпросятся
с весны…
«Точеные-то столбики
С балкону, что ли, умница?» —
Спросили мужики.
—
С балкону!
«То-то высохли!
А ты не дуй! Сгорят
ониСкорее, чем карасиков
Изловят на уху...
Что шаг, то натыкалися
Крестьяне на диковину:
Особая и странная
Работа всюду шла.
Один дворовый мучился
У двери: ручки медные
Отвинчивал; другой
Нес изразцы какие-то.
«Наковырял, Егорушка?» —
Окликнули
с пруда.
В саду ребята яблоню
Качали. — Мало, дяденька!
Теперь
они осталися
Уж только наверху,
А было
их до пропасти!
— Мы рады и таким!
Бродили долго по́ саду:
«Затей-то! горы, пропасти!
И пруд опять… Чай, лебеди
Гуляли по пруду?..
Беседка… стойте!
с надписью!..»
Демьян, крестьянин грамотный,
Читает по складам.
«Эй, врешь!» Хохочут странники…
Опять — и то же самое
Читает
им Демьян.
(Насилу догадалися,
Что надпись переправлена:
Затерты две-три литеры.
Из слова благородного
Такая вышла дрянь...
Заметив любознательность
Крестьян, дворовый седенький
К
ним с книгой подошел:
— Купите! — Как ни тужился,
Мудреного заглавия
Не одолел Демьян:
«Садись-ка ты помещиком
Под липой на скамеечку
Да сам ее читай...
— Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже
с голосом…
Так вот
они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот
ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Покуда Тимофеевна
С хозяйством управлялася,
Крестьяне место знатное
Избрали за избой:
Тут рига, конопляники,
Два стога здоровенные,
Богатый огород.
И дуб тут рос — дубов краса.
Под
ним присели странники:
«Эй, скатерть самобраная,
Попотчуй мужиков».
Да тут беда подсунулась:
Абрам Гордеич Ситников,
Господский управляющий,
Стал крепко докучать:
«Ты писаная кралечка,
Ты наливная ягодка…»
— Отстань, бесстыдник! ягодка,
Да бору не того! —
Укланяла золовушку,
Сама нейду на барщину,
Так в избу прикатит!
В сарае, в риге спрячуся —
Свекровь оттуда вытащит:
«Эй, не шути
с огнем!»
— Гони
его, родимая,
По шее! — «А не хочешь ты
Солдаткой быть?» Я к дедушке:
«Что делать? Научи...
С ребятами,
с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром
он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
— Не знаю я, Матренушка.
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял
он,
Да в землю сам ушел по грудь
С натуги! По лицу
егоНе слезы — кровь течет!
Не знаю, не придумаю,
Что будет? Богу ведомо!
А про себя скажу:
Как выли вьюги зимние,
Как ныли кости старые,
Лежал я на печи;
Полеживал, подумывал:
Куда ты, сила, делася?
На что ты пригодилася? —
Под розгами, под палками
По мелочам ушла!
«Уйди!..» — вдруг закричала я,
Увидела я дедушку:
В очках,
с раскрытой книгою
Стоял
он перед гробиком,
Над Демою читал.
Я старика столетнего
Звала клейменым, каторжным.
Гневна, грозна, кричала я:
«Уйди! убил ты Демушку!
Будь проклят ты… уйди...
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог
с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому
оно привяжется,
До смерти не избыть!
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал
его.
Однажды жду Федотушку —
Скотина уж пригналася,
На улицу иду.
Там видимо-невидимо
Народу! Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь ты
его?»
— Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал
он волков! —
Я вырвала Федотушку,
Да
с ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
Трубят рога охотничьи,
Помещик возвращается
С охоты. Я к
нему:
«Не выдай! Будь заступником!»
— В чем дело? — Кликнул старосту
И мигом порешил:
— Подпаска малолетнего
По младости, по глупости
Простить… а бабу дерзкую
Примерно наказать! —
«Ай, барин!» Я подпрыгнула:
«Освободил Федотушку!
Иди домой, Федот...
«Скажи, служивый, рано ли
Начальник просыпается?»
— Не знаю. Ты иди!
Нам говорить не велено! —
(Дала
ему двугривенный).
На то у губернатора
Особый есть швейцар. —
«А где
он? как назвать
его?»
— Макаром Федосеичем…
На лестницу поди! —
Пошла, да двери заперты.
Присела я, задумалась,
Уж начало светать.
Пришел фонарщик
с лестницей,
Два тусклые фонарика
На площади задул.
Он пил, а баба
с вилами,
Задравши кверху голову,
Глядела на
него.
«Давно мы не работали,
Давайте — покосим!»
Семь баб
им косы отдали.
Проснулась, разгорелася
Привычка позабытая
К труду! Как зубы
с голоду,
Работает у каждого
Проворная рука.
Валят траву высокую,
Под песню, незнакомую
Вахлацкой стороне;
Под песню, что навеяна
Метелями и вьюгами
Родимых деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова —
Неурожайка тож…
При
них собачки белые,
Мохнатые,
с султанчиком,
На крохотных ногах…
Его водили под руки
То господа усатые,
То молодые барыни, —
И так, со всею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И
с белыми собачками,
Все поле сенокосное
Помещик обошел.
С дворовыми наследники
Стакнулись, разумеется,
А есть один (
он давеча
С салфеткой прибегал),
Того и уговаривать
Не надо было: барина
Столь много любит
он!
Пошли порядки старые!
Последышу-то нашему,
Как на беду, приказаны
Прогулки. Что ни день,
Через деревню катится
Рессорная колясочка:
Вставай! картуз долой!
Бог весть
с чего накинется,
Бранит, корит;
с угрозою
Подступит — ты молчи!
Увидит в поле пахаря
И за
его же полосу
Облает: и лентяи-то,
И лежебоки мы!
А полоса сработана,
Как никогда на барина
Не работал мужик,
Да невдомек Последышу,
Что уж давно не барская,
А наша полоса!
Долгонько слушались,
Весь город разукрасили,
Как Питер монументами,
Казненными коровами,
Пока не догадалися,
Что спятил
он с ума!»
Еще приказ: «У сторожа,
У ундера Софронова,
Собака непочтительна:
Залаяла на барина,
Так ундера прогнать,
А сторожем к помещичьей
Усадьбе назначается
Еремка!..» Покатилися
Опять крестьяне со смеху:
Еремка тот
с рождения
Глухонемой дурак!
Доволен Клим. Нашел-таки
По нраву должность! Бегает,
Чудит, во все мешается,
Пить даже меньше стал!
Бабенка есть тут бойкая,
Орефьевна, кума
ему,
Так
с ней Климаха барина
Дурачит заодно.
Лафа бабенкам! бегают
На барский двор
с полотнами,
С грибами,
с земляникою:
Все покупают барыни,
И кормят, и поят!
Опешили и сродники,
Бабенки было бросились
К Агапу
с уговорами,
Так
он вскричал: «Убью!..
За каждым стулом девочка,
А то и баба
с веткою —
Обмахивает мух.
А под столом мохнатые
Собачки белошерстые.
Барчонки дразнят
их…
«Отцы! — сказал Клим Яковлич,
С каким-то визгом в голосе,
Как будто вся утроба в
нем,
При мысли о помещиках,
Заликовала вдруг.
Помещик так растрогался,
Что правый глаз заплаканный
Ему платочком вытерла
Сноха
с косой распущенной
И чмокнула старинушку
В здоровый этот глаз.
«Вот! — молвил
он торжественно
Сынам своим наследникам
И молодым снохам. —
Желал бы я, чтоб видели
Шуты, врали столичные,
Что обзывают дикими
Крепостниками нас,
Чтоб видели, чтоб слышали...