Неточные совпадения
Попотчуй мужиков!»
Глядь — скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие
руки,
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
А тут к тебе
Старуха, мать покойника,
Глядь, тянется с костлявою,
Мозолистой
рукой.
Есть грязная гостиница,
Украшенная вывеской
(С большим носатым чайником
Поднос в
руках подносчика,
И маленькими чашками,
Как гусыня гусятами,
Тот чайник окружен),
Есть лавки постоянные
Вподобие уездного
Гостиного двора…
Гляди, что́ протянулося
Крестьянских
рук со шляпами,
С платками, с рукавицами.
Тут башмачки козловые
Дед внучке торговал,
Пять раз про цену спрашивал,
Вертел в
руках, оглядывал:
Товар первейший сорт!
«Ну, дядя! два двугривенных
Плати, не то проваливай!» —
Сказал ему купец.
Крестьяне речь ту слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то в книжечку
Хотел уже писать.
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
На животе лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из
рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская душа?
У нас поля обширные,
А не гораздо щедрые,
Скажи-ка, чьей
рукойС весны они оденутся,
А осенью разденутся?
Вгляделся барин в пахаря:
Грудь впалая; как вдавленный
Живот; у глаз, у рта
Излучины, как трещины
На высохшей земле;
И сам на землю-матушку
Похож он: шея бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Кирпичное лицо,
Рука — кора древесная,
А волосы — песок.
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие
руки:
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
Крестьяне подкрепилися.
Роман за караульного
Остался у ведра,
А прочие вмешалися
В толпу — искать счастливого:
Им крепко захотелося
Скорей попасть домой…
— Смотри, не хвастай силою, —
Сказал мужик с одышкою,
Расслабленный, худой
(Нос вострый, как у мертвого,
Как грабли
руки тощие,
Как спицы ноги длинные,
Не человек — комар).
Идти с такою ношею
Не стыдно молодцу?»
— А коли мало кажется,
Прибавь
рукой хозяйскою!
Без дела, сами знаете,
Возить казну крестьянину
Проселком не
рука...
Злодей! вяжите
руки мне,
Ведите в суд меня!»
Чтоб хуже не случилося,
Отец связал сердечного,
Приставил караул.
Пришел и сам Ермил Ильич,
Босой, худой, с колодками,
С веревкой на
руках,
Пришел, сказал: «Была пора,
Судил я вас по совести,
Теперь я сам грешнее вас:
Судите вы меня!»
И в ноги поклонился нам.
Ну, дело все обладилось,
У господина сильного
Везде
рука; сын Власьевны
Вернулся, сдали Митрия,
Да, говорят, и Митрию
Нетяжело служить,
Сам князь о нем заботится.
Болезнь ту благородную
Вдруг сняло, как
рукой...
Гаврило Афанасьевич
Из тарантаса выпрыгнул,
К крестьянам подошел:
Как лекарь,
руку каждому
Пощупал, в лица глянул им,
Схватился за бока
И покатился со смеху…
«Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!»
Здоровый смех помещичий
По утреннему воздуху
Раскатываться стал…
Эй! улю-лю!.. ату!..»
Гаврило Афанасьевич,
Вскочив с ковра персидского,
Махал
рукой, подпрыгивал,
Кричал!
Из Киева — с вареньями,
Из Астрахани — с рыбою,
А тот, кто подостаточней,
И с шелковой материей:
Глядь, чмокнул
руку барыне
И сверток подает!
Тут с ними разгуляешься,
По-братски побеседуешь,
Жена
рукою собственной
По чарке им нальет.
Черства душа крестьянина,
Подумает ли он,
Что дуб, сейчас им сваленный,
Мой дед
рукою собственной
Когда-то насадил?
«А что? ему, чай, холодно, —
Сказал сурово Провушка, —
В железном-то тазу?»
И в
руки взять ребеночка
Хотел. Дитя заплакало.
А мать кричит: — Не тронь его!
Не видишь? Он катается!
Ну, ну! пошел! Колясочка
Ведь это у него!..
— У нас уж колос сыпется,
Рук не хватает, милые…
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие
руки,
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять…
Гогочут братья Губины:
Такую редьку схапали
На огороде — страсть!
— А потому терпели мы,
Что мы — богатыри.
В том богатырство русское.
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В бою — а богатырь!
Цепями
руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит — катается
На колеснице огненной…
Все терпит богатырь!
Дрожу, гляжу на лекаря:
Рукавчики засучены,
Грудь фартуком завешана,
В одной
руке — широкий нож,
В другой ручник — и кровь на нем,
А на носу очки!
Я словно деревянная
Вдруг стала: загляделась я,
Как лекарь
руки мыл,
Как водку пил.
Я долго, горько думала…
Гром грянул, окна дрогнули,
И я вздрогнула… К гробику
Подвел меня старик:
— Молись, чтоб к лику ангелов
Господь причислил Демушку! —
И дал мне в
руки дедушка
Горящую свечу.
Так вот что с парнем сталося.
Пришел в село да, глупенький,
Все сам и рассказал,
За то и сечь надумали.
Да благо подоспела я…
Силантий осерчал,
Кричит: «Чего толкаешься?
Самой под розги хочется?»
А Марья, та свое:
«Дай, пусть проучат глупого!»
И рвет из
рук Федотушку.
Федот как лист дрожит.
Я пошла на речку быструю,
Избрала я место тихое
У ракитова куста.
Села я на серый камушек,
Подперла
рукой головушку,
Зарыдала, сирота!
Громко я звала родителя:
Ты приди, заступник батюшка!
Посмотри на дочь любимую…
Понапрасну я звала.
Нет великой оборонушки!
Рано гостья бесподсудная,
Бесплемянная, безродная,
Смерть родного унесла!
Опять я испугалася,
Макара Федосеича
Я не узнала: выбрился,
Надел ливрею шитую,
Взял в
руки булаву,
Как не бывало лысины.
Смеется: — Что ты вздрогнула? —
«Устала я, родной...
«Давно мы не работали,
Давайте — покосим!»
Семь баб им косы отдали.
Проснулась, разгорелася
Привычка позабытая
К труду! Как зубы с голоду,
Работает у каждого
Проворная
рука.
Валят траву высокую,
Под песню, незнакомую
Вахлацкой стороне;
Под песню, что навеяна
Метелями и вьюгами
Родимых деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова —
Неурожайка тож…
Его водили под
рукиТо господа усатые,
То молодые барыни, —
И так, со всею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И с белыми собачками,
Все поле сенокосное
Помещик обошел.
К тому же стогу странники
Присели; тихо молвили:
«Эй! скатерть самобраная,
Попотчуй мужиков!»
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие
руки:
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять…
Нет,
руки коротки!»
Явилось «Положение», —
Ипат сказал: «Балуйтесь вы!
Неволей слушаешь,
Сто раз я слышал их):
«Как был я мал, наш князюшка
Меня
рукою собственной
В тележку запрягал...
«Играй, Ипат!» А кучеру
Кричит: «Пошел живей!»
Метель была изрядная,
Играл я:
руки заняты...
Что ни на есть отчаянный
Был Клим мужик: и пьяница,
И на
руку нечист.
Налив
рукою собственной
Стакан вина заморского,
«Пей!» — барин говорит.
Дворовый, что у барина
Стоял за стулом с веткою,
Вдруг всхлипнул! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся же Господу
За долголетье барина!» —
Сказал холуй чувствительный
И стал креститься дряхлою,
Дрожащею
рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько как-то глянули
На верного слугу;
Однако — делать нечего! —
Фуражки сняли, крестятся.
Перекрестились барыни.
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Клим…
«Эх, Влас Ильич! где враки-то? —
Сказал бурмистр с досадою. —
Не в их
руках мы, что ль?..
Придет пора последняя:
Заедем все в ухаб,
Не выедем никак,
В кромешный ад провалимся,
Так ждет и там крестьянина
Работа на господ...
Над ним с зеленым зонтиком
Стоял дворовый преданный,
Другой
рукой отмахивал
Слепней и комаров.
Очи-то ясные,
Щеки-то красные,
Пухлые
руки как сахар белы,
Да на ногах — кандалы!
Стану я
руки убийством марать,
Нет, не тебе умирать!»
Яков на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине ее укрепил,
Перекрестился, на солнышко глянул,
Голову в петлю — и ноги спустил!..
Удары градом сыпались:
— Убью! пиши к родителям! —
«Убью! зови попа!»
Тем кончилось, что прасола
Клим сжал
рукой, как обручем,
Другой вцепился в волосы
И гнул со словом «кланяйся»
Купца к своим ногам.
—
Купец снял чуйку бережно
И в
руки поплевал.
Уж в баньке он попарился,
Ушицы ложкой собственной,
С
рукой благословляющей,
Досыта похлебал.
Шитье к ногам спустилося,
Сидит — зрачки расширены,
Руками развела…
Рек: «Не без Божьего промысла
Выбрал ты дуб вековой,
Тем же ножом, что разбойничал,
Срежь его, той же
рукой!
Неточные совпадения
Хлестаков (схватывая за
руку дочь).Анна Андреевна, не противьтесь нашему благополучию, благословите постоянную любовь!
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет
рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Те же и почтмейстер, впопыхах, с распечатанным письмом в
руке.
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул
рукой)нечего и говорить про губернаторов…