Противники и секунданты обменялись, как водится, поклонами; один доктор даже
бровью не повел — и присел, зевая, на траву: «Мне, мол, не до изъявлений рыцарской вежливости». Г-н фон Рихтер предложил г-ну «Тшибадола» выбрать место; г-н «Тшибадола» отвечал, тупо ворочая языком («стенка» в нем опять обрушилась), что: «Действуйте, мол, вы, милостивый государь; я буду наблюдать…»
Он думал удивить ее своею щедростью; но она даже
бровью не повела и, когда он от нее отвернулся, презрительно скорчила свои стиснутые губы.
Неточные совпадения
Она, играя
бровями, с улыбочкой в глазах, рассказала, что царь капризничает: принимая председателя Думы —
вел себя неприлично, узнав, что матросы убили какого-то адмирала, — топал ногами и кричал, что либералы
не смеют требовать амнистии для политических, если они
не могут прекратить убийства; что келецкий губернатор застрелил свою любовницу и это сошло ему с рук безнаказанно.
Следствие
вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные
брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного в чине
не ниже полковника.
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он
ведет Ольгу к алтарю: она — с померанцевой веткой на голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся грудью, с своей горделиво и грациозно наклоненной головой, подает ему руку и
не знает, как ей глядеть на всех. То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над
бровью заиграет какой-то мыслью.
При входе шумливой ватаги толстяк нахмурил было
брови и поднялся с места; но, увидав в чем дело, улыбнулся и только
велел не кричать: в соседней, дескать, комнате охотник спит.
Семен Яковлевич только взглянул на него, а Евлампия Матвеевна воскликнула с ударением: «Вот как!» — и при этом как-то лукаво
повела бровями; несмотря на сорокалетний возраст, она далеко еще была
не чужда некоторого кокетства.