Неточные совпадения
— А
помните ль, что там насчет должников-то писано? — подхватил Марко Данилыч. — Привели должника к
царю, долгов на нем было много, а расплатиться нечем. И велел
царь продать его и жену его, и детей, и все, что имел. Христовы словеса, Дмитрий Петрович?
Старинной постройки она, —
помнит еще дни
царя Алексея Михайловича…
— Хоть бы водицы испил, — молвил игумен. — Слушать даже болезненно. Поди к келейнику — он даст тебе напиться. Да как стакан-то в руки возьмешь, приподними его, да, глядя на донышко, трижды по трижды прочти: «
Помяни, Господи,
царя Давида и всю кротость его». Помогает. Пользительно.
— Экой грозный какой! — шутливо усмехаясь, молвил Марко Данилыч. — А ты полно-ка, Махметушка, скрытничать, я ведь, слава Богу, не вашего закона. По мне,
цари вашей веры хоть все до единого передохни либо перетопись в вине аль в ином хмельном пойле. Нам это не обидно. Стало быть, умный ты человек — со мной можно тебе обо всем калякать по правде и по истине… Понял, Махметка?.. А уж я бы тебя такой вишневкой наградил, что век бы стал хорошим словом меня
поминать. Да на-ка вот, попробуй…
Опять начались длинные сказанья про богатого богатину, про христа Ивана Тимофеича Суслова, про другого христа, стрельца Прокопья Лупкина, про третьего — Андрея, юрода и молчальника, и про многих иных пророков и учителей.
Поминал Устюгов и пророка Аверьяна, как он пал на поле Куликове в бою с безбожными татарами, про другого пророка, что дерзнул предстать перед
царем Иваном Васильевичем и обличал его в жестокостях. И много другого выпевал Григорьюшка в своей песне-сказании.
Неточные совпадения
— Мы, русские, слишком охотно становимся на колени не только пред
царями и пред губернаторами, но и пред учителями.
Помните:
— Интересуюсь понять намеренность студентов, которые убивают верных слуг
царя, единственного защитника народа, — говорил он пискливым, вздрагивающим голосом и жалобно, хотя, видимо, желал говорить гневно. Он
мял в руках туго накрахмаленный колпак, издавна пьяные глаза его плавали в желтых слезах, точно ягоды крыжовника в патоке.
—
Помнишь — Туробоев сказал, что
царь — человек, которому вся жизнь не по душе, и он себя насилует, подчиняясь ей?
Он
помнит, как, после музыки, она всю дрожь наслаждения сосредоточивала в горячем поцелуе ему.
Помнит, как она толковала ему картины: кто этот старик с лирой, которого, немея, слушает гордый
царь, боясь пошевелиться, — кто эта женщина, которую кладут на плаху.
— Птоломей… ведь это
царь был… — сказала Марфенька, немного покраснев оттого, что не
помнила никакой системы.